Доносо Кортес
Главные заблуждения современности по происхождению и причинам
Они набросили на него пурпурную мантию, сплели из терна корону и возложили на него. Затем приветствовали его: “Здравия тебе, царь иудеев!" При этом били его по голове тростью, плевали на него, становились на колени и кланялись ему. (Марк 15,17)
Сочинение на память
Его Преосвященству кардиналу Форнари
от 19 июня 1852 года.
Ваше Преосвященство!
Прежде, чем я, Ваше Преосвященство, представлю короткие справки для дружеского изучения, о чем Вы просили в Вашем письме последнего мая, — мне кажется необходимым здесь очертить границы, которые я гам себе определил при изложении этого сочинения.
Среди нынешних заблуждений нет ни одного, которое нельзя было бы вынести из ереси. Среди современных видов ереси нет ни одного, которую нельзя было бы отнести к другой, издавна осуждаемой Святой Церковью. С заблуждениями прежнего времени Церковь отвергла также и современные и будущие. И хотя они между собой полностью одинаковы, если рассматривать их существо и их происхождение, тем не менее, они представляют собой огромную разницу, если судить по их применению. Сегодня я намерен рассмотреть их больше со стороны применения, чем со стороны их сущности и их происхождения; и даже больше с политической и социальной точки зрения, чем с религиозной. Я также хотел бы здесь более упомянуть о том, что в них различного, нежели о том, что для них общее; и наконец о том, в чем они подвержены длительным переменам, чем о том, что в них постоянно.
Две причины побуждают меня пойти этим путем: одна из них находится в моих личных отношениях, другая — в своеобразном характере столетия, в котором мы живем. Что касается лично меня, то я всегда верил: как любитель, а также как человек общественной жизни я обязан отрицать свою собственную компетенцию в том, чтобы современно разрешать деликатные вопросы наших догматов и нашей веры. С другой стороны, что касается столетия, в котором мы живем, то надо лишь немногое рассмотреть, чтобы понять: то, что делает наш век таким печально известным, состоит как раз не в том, что о своей ереси и заблуждениях дерзким образом теоретически трубят на весь мир, а больше всего в том, что это вызывает сатанинскую дерзость — в том виде и образе, как эти ереси и заблуждения в прошедшие века нравились, в настоящее время они применяются к современному обществу.
Было время, когда человеческий разум попал в сумасбродные спекуляции и когда довольствовались тем, что насаждали в интеллектуальной сфере жизни противопоставление “отрицания” — “утверждению”, в философии заблуждение — правде или в религии ересь — догме. Сегодня тот же самый разум недоволен тем, что он не может одновременно спуститься в политический и социальный мир, чтобы тем самым ввергнуть все в беспорядок. И как по волшебству, из каждого заблуждения получается раздор, из каждой ереси — революция и из каждого гордого отрицания — чудовищный развал.
Дерево заблуждений сегодня, кажется, пришло к полной, провидением допущенной, зрелости. Посаженное первым поколением беспутных лжеучителей, вновь и вновь поливаемое новыми поколениями ошибочной веры, во времена наших дедов оно казалось покрытым листвой, во времена наших отцов — цветущим, а сегодня оно стоит перед нами доступное и увешанное плодами. Его плоды должны быть совсем особым образом отвергнуты и прокляты, чем это было в прежние времена с его пахучими цветами, как это было с листьями, которые его покрывали, как было со стволом, который их нес и, наконец, с людьми, которые его посадили.
Я не хочу этим сказать, что те самые, которые однажды были осуждены, не должны быть осуждены сегодня еще раз. Я только хочу сказать, что мне во всех отношениях кажется необходимым особое собрание, подобное особому перевороту, которому перед нашими глазами надлежит нанести поражение старым ересям в современном столетии. В любом случае эта точка зрения, с которой я рассматриваю данный вопрос, единственная, в приверженности которой я себя, в известном смысле, объявляю.
Таким же образом я занялся, по моему мнению, чисто теологическими вопросами, исключительно теми, другими, которые по происхождению и содержанию хотя и были теологическими, однако постепенно, вследствие медленного и постоянного превращения стали политическими и социальными вопросами. Но даже и среди них из-за многосторонних обязанностей и недостатка времени я вынужден был некоторые исключить — как раз те, которые показались мне не слишком бросающимися в глаза. Однако, с другой стороны, я считал своим долгом затронуть несколько пунктов, по которым от меня высказывания не требовалось.
По тем же причинам, а именно из-за большой занятости и недостатка времени, имеющегося в моем распоряжении, для меня, к сожалению, было невозможным еще раз прочитать книги современных еретиков, чтобы заметить в них те предложения с содержанием которых надо бороться и которые должны быть осуждены. Независимо от этого, я особенно внимательно об этом размышлял и при этом пришел к убеждению, что в прежние времена это было куда более необходимо, чем сегодня. Поскольку между прежними временами и сегодня, точно рассматривая, существует следующая, достойная внимания, разница: в прошлые времена лжеучителя прятались в книгах таким образом, что если их не искать в этих книгах, то нигде невозможно было найти. И, наоборот, ложная вера во времена, которые мы прожили, встречались равно как в книгах, так вне их; поскольку она как в них, так и повсюду. Она в книгах, в общественных учреждениях, в законах, в газетах, в речах, в разговорах, в учебных аудиториях, в объединениях, в тесном семейном кругу и в обществе, коротко: во всем, что говорится, но также и во всем, что умалчивается. При моем большом недостатке времени я сначала ответил на то, о чем спрашивают меня ближние и на все то, что вокруг меня.
Современные ереси многочисленны; но все они, если брать точно, по их происхождению, а также по их концу содержат два чрезвычайно важных отрицания: одно относится к Богу, другое к человеку. Общество отрицает, что Бог заботится о Своем создании. Что касается человека, то оно оспаривает, что он зачат в наследственном грехе. Его гордыня нашептывает человеку сегодняшнего дня два предложения и обоим он верит, а именно: что он безупречен и в Боге не нуждается; что он, якобы, силен и прекрасен. Поэтому мы видим его так приверженным своей власти и так влюбленным в свою красоту.
Но если отрицается наследственный грех, то среди многого прочего отрицается и следующее основополагающее учение: что временная жизнь является только жизнью греха и, что Земля, на которой проходит жизнь, похожа на долину слез; — и далее, что свет разума слаб и мерцающ; — что наслаждение дано нам только почти как испытание, что мы боролись с его влечением и освобождались от него; — что воля человека многократно болезненна и слаба; что боль является чем-то хорошим, если она принята добровольно из сверхъестественных побуждений; —что, наконец, время жизни нашей дано нам для освящения и что человеку это необходимо: а именно, стать святым. Но это все подвергается оспариванию, так наряду с многими другими приходят к утверждениям: что земная жизнь дана нам якобы для той цели, чтобы мы собственными силами и посредством непрерывного прогресса поднялись к высшему совершенству; — что место, в котором мы проводим эту жизнь, может быть и должно быть преобразовано человеком; — что человек при здоровом разуме и поэтому нет истины, которую он не мог бы познать, и по ту сторону также нет истину, которая могла бы выйти за рамки его силы понимания и разума; — что нет в этом мире зла, которое не распознал бы разум, как таковое, еще также и другой грех, тот, о котором наш разум говорит нам, что он есть грех; — это значит, что нет ни греха, ни зла, которые светская философия признает как грех и зло; — далее, что воля человека при нем и сама по себе здоровая и поэтому не нуждается в исправлении; — что мы должны избегать боли и искать наслаждения; — что время жизни дано нам, чтобы наслаждаться ею и, что, наконец, человек сам по себе хорош и неиспорчен.
Эти отрицания и эти утверждения относительно человека ведут к другим отрицаниям и другим утверждениям в отношении Бога.
Под предлогом, что человек не погряз в грехе, исходит оспаривание — и оспаривают — что человек в крещении возрождается. При предпосылке, что человек не возрождается, исходит оспаривание — и оспаривают — таинства спасения и появления человека, догмы о слове, ставшем плотским, и самого Слова Божьего. Если, с одной стороны, предлагается неприкосновенность естественной человеческой воли, а, с другой стороны, отказываются признать, что есть другое зло или другой грех, как об этом говорит светская философия, то из этого следует еще одно оспаривание — и тоже оспаривают — влияние святодействующей милости на человека и тем самым догмы о третьем лице божьем, Святом духе. Из всех этих отрицаний исходит отрицание благородной догмы о Пресвятой Троице, краеугольного камня нашей веры и фундамента всех католических догм.
Отсюда вытекает обширная система натурализма, которая представляет собой основательное, всеобщее и совершенное противоречие всем нашим основным принципам веры. Как католики мы верим и признаем, что грешный человек всегда нуждается в помощи и, что Бог предоставляет эту помощь постоянно посредством сверхъестественного содействия, в котором его Любовь и его бесконечное милосердие одновременно действуют чудесным образом. Для нас сверхъестественное является атмосферой естественного, это значит: то включает это и содержит это, не делаюсь ощутимым.
Между Богом и человеком была непостижимая пропасть. Но сын Бога стал человеком, а через то, Что в нем воистину соединены обе сущности, эта пропасть заполнилась. Между ставшим плотским Словом Божьим, Богом и человеком одновременно, и грешным человеком было еще неизмеримое расстояние. Чтобы перекинуть мост через это неизмеримое расстояние, Бог поставил между Своим Сыном и Своим творением мать Своего Сына, всеблагую Деву, Женщину без греха. Между этой женщиной без греха и грешным человеком расстояние все еще было велико и Бог в своем бесконечном милосердии поставил между всеблагой девой и грешным человеком “Святых грешников”.
Кто не удивился бы такому благородному и великолепному, такому чудесному и такому совершенному порядку? Величайшему грешнику требуется не более, чем протянуть свою грешную руку, чтобы найти того, кто поможет ему из пропасти его греха по небесной лестнице ступенька за ступенькой подняться до вершины неба.
Но все это только видимая и внешняя форма и, поскольку это только внешне и зримо, она, в известной степени, также и несовершенная форма чудесного действия .той сверхъестественной помощи, которой Бог содействует человеку, чтобы он уверенной поступью продвигался вперед на неровной дороге жизни. Чтобы представить себе эту чудесную сверхъестественность, необходимо проникнуть глазами веры в высшие и сокрытнейшие сферы; необходимо обратиться к церкви, так как она постоянно руководима таинственным действием Святого Духа. Необходимо проникнуть в тайную святость духа, чтобы увидеть там, как милость Бога взывает к нему и ищет его, и как душа человека уши свои к каждому Божьему зову закрывает или открывает, и как завязывается и постоянно продолжается тихая беседа между творением и его Творцом. Но также необходимо бросить взгляд на противоположную сторону, на то, что происходит там, на то, что там обещается и на то, что ищет там дух тьмы. Мы должны также признать, что душа человеческая колеблется туда и сюда, она мучится и устает между двумя сферами вечности, чтобы в конце концов, смотря по духу, которому она следует, погрузиться в Царство Света или в пропасть тьмы. Необходимо видеть и распознавать как приходит на нашу сторону защищающий Ангел и своим легким дыханием прогоняет злые мысли, чтобы они нас не толкали, и как свои руки держит перед стопами нашими, чтобы мы не споткнулись. Но надо также оглянуться и на историю, чтобы понять, каким чудесным способом Бог управляет судьбами людей к его собственной славе, но также во здравие своих избранных. Следовательно, хоть он и Господин судеб, человек, однако, остается господином своих поступков. Требуется, чтобы мы распознали, как Он в правильное время вызывает на арену завоевателей и их завоевания, полководцев и их битвы. И как Он снова все исправляет и в мгновение ока устанавливает мир тем, что уничтожает духа войны и низводит высокомерие завоевателей; как Он допускает, что тираны поднимаются против виновного народа, и как Он соглашается, чтобы оседлые народы иногда становились бичом своих тиранов. Как Он объединяет друг с другом племена и, с другой стороны, разъединяет классы или даже рассеивает людей на все четыре стороны. Как Он совершенно по Своей воле позволяет образоваться и снова распадаться империям этой земли, как Он повергает в прах и как Он возносит к облакам. И мы, наконец, должны видеть, как потерянно и слепо бродят люди по этому лабиринту истории: истории, которую нации людей приписывают себе, но ни одна из этих наций не может объяснить, каково ее строение, где ее начало и где ее конец.
Эта всеохватывающая и величественная система сверхъестественности, которая правильный ключ и правильное объяснение для всех человеческих отношений, вслух или молча отрицается всеми теми, кто утверждает, что человек, якобы, родился без греха. И те, кто это утверждает, это не просто несколько философов, нет, это также и вожди народов, господствующие классы, да, даже само общество, которое заражено ядом этой разлагающей ереси.
Здесь разъяснение всего того, что мы переживаем и что нас затрагивает в том положении, в которое мы попали по логике этой ереси. Если свет нашего разума не помрачен, тогда этого света достаточно, чтобы познать истину без помощи веры. Если вера не является необходимой, тогда разум является независимым господином. Прогресс в истине зависит тогда от прогресса разума; но прогресс разума зависит от постоянного его упражнения. Это упражнение лучше всего осуществляется в дискуссиях. Поэтому дискуссия является настоящим основным законом современного общества и единственным плавильным тиглем, в котором, однажды расплавившись, истины должны отделиться от ошибок. На этом принципе базируется свобода прессы', иммунитет депутатов и фактическое верховенство парламентов. Далее: если воля человека не обижена, тогда ей достаточно уже притягательной силы добра, чтобы следовать этим путем без сверхъестественной помощи Божьей милости. Если человеку не требуется эта помощь, тогда ему не нужны ни святые причастия, которые могут обеспечить такую помощь, ни молитвы, которые ему в этом помогают. Если молитва не требуется, тогда она, следовательно, бесполезна. Если она бесполезна, тогда созерцательная жизнь тоже есть только праздность. Но если созерцательная жизнь праздна и бесполезна, тогда таковы в большей части также и религиозные Ордена и общины. Этим и объясняется, почему везде там, где это воззрение преобладает, распущены и те Ордена.
Если человеку больше не надо святого причастия, то, конечно, ему не нужен никто из тех, кто их ему дает; и если Бог не нужен, то не нужны и Его посредники в этом мире. Отсюда проистекает презрение и гонение священников там, где укоренились эти идеи. Неуважение священнослужителей повсюду переходит также в неуважение Святой Церкви; а неуважение Церкви повсюду одинаково приходит за неуважением самого Бога.
Если отрицается влияние Бога на человека и если через это вновь — а до этого вообще может дойти — между Творцом и Его творением откроется непостижимая пропасть, то инстинктивно в один момент в такой же мере общество отделится от Святой Церкви. Поэтому там, где Бог в изгнании на своем небе, становится в изгнании и Церковь в своей святости; и наоборот: там, где человек подчиняется господству Бога сам собой и по чувству, он подчиняет себя господству своей Святой Церкви. Все века доказывают эту вечную истину, современное столетие также, как и прошлые века, является известным свидетелем этого.
Но после того, когда таким -образом устраняется все, что является сверхъестественным и религия превращается в неясный деизм, человек, которому не нужна больше ни Церковь, которая в своей святости закрыта ему, ни Бог, который в плену своего неба, как гигант Энкеладос под своей скалой — тогда этот человек обращает свой взор только к земле и посвящает себя заботе исключительно о своих материальных интересах. Это эпоха принципов полезности, экспансии торговли, лихорадки индустриализации, высокомерия богатых и безволия бедных. За этим состоянием материального богатства и религиозной скудости всегда следует одна из тех чудовищных катастроф, предания и истории которых навсегда запечатлеются в памяти человека. Для ее заклинания собираются тогда умные и хитрые на совет. Но бурный поток неудержимо обрушивается на все, спутывает их планы одним внезапным ударом и проглатывает всех вместе с их заклинаниями.
Этим я хочу сказать, что это не в состоянии воспрепятствовать взрыву революций, также как и появлению тиранов. Потому что в принципе это одно и то же, поскольку оба опираются только на господство силы, которые после того могут властвовать, когда Церковь изгнана в своей святости, а Бог на своем небе. Попытка заполнить вакуум, который создается их отсутствием в обществе, хотя бы и тем, что искусно и расчетливо подразделяют власть, это глупое самомнение, и остается напрасной. Это похоже на отчаянную попытку, когда духи жизни уже ушли, искусственным путем, чисто механически, хотеть вновь возродить чудо жизни. Ни Церковь, ни Бог одинаково не являются формой, гак что никакой формальной конструкцией нельзя заполнить ту пустоту, которую они оставили, если однажды ушли из человеческого общества. И наоборот: нет такой формы правительства, которая в основе своей могла быть опасна, до тех пор пока среди нее могут свободно двигаться Бог и Церковь, это значит: если нравы и обычаи соответствуют Богу и Церкви, то и времена благоприятны.
Нет никакого упрека, который был бы более примечателен, чем тот, которым католицизм с одной стороны, обвиняют в содействии господству масс, с другой стороны, утверждают, что тот же самый католицизм препятствует достижению свободы и даже благоприятствует распространению абсолютизма. Есть ли что-либо более противоречащее смыслу, как предъявлять первое тому католицизму, который не перестает осуждать кровавые революции и проповедует повиновение как святую обязанность всех людей? Есть ли также более противоречащее смыслу, как ставить в вину второе утверждение единственной религии на земле, которая учит народ, что никакой человек не имеет права над другим, поскольку всякий авторитет исходит от Бога? Которая разъясняет, что никто не будет обладать величием, которое в его глазах покажется как малое? Что правительства должны действовать на благо людей? Что отдавать приказы означает служить истине и что исполнение даже высшей власти есть служба и тем самым содержит также и жертву? Эти принципы, которые открыты нам Богом и сохраняются неприкосновенными Его Святой Церковью, образуют общественное право всех христианских наций. Это общественное право является беспрестанным укреплением истинной свободы, поскольку оно, с одной стороны, беспрестанное осуждение той претензии, которая ввергает народы в высокомерие, если они вместо того, чтобы повиноваться, возмущаются; и, с другой стороны, это также осуждение той претензии, которая возвышает властителей, когда они свою власть превращают в тиранию. Свобода ведь и состоит в отбрасывании этих двух претензий: и это имеет такое значение, что этим свобода неизбежна, а непризнание этого делает свободу невозможной. Одобрение свободы и отбрасывание тех претензий, точно { усматривая, являются лишь двумя различными способами выражения одной и той же вещи. Но из этого следует, что католицизм не настроен ни в пользу тираний, ни в пользу революций. Более того, он один борется с ними. Он не только не враг свободы, но тем двойным осуждением он снял покрывало с истинного понятия действительной свободы.
Не менее противоречит смыслу заявление некоторых, что религия, которую мы исповедуем, и Святая Церковь, которая представляет эту религию и учит ей, хотят задержать свободное использование национального богатства, хорошее решение экономических вопросов и содействие материальному благосостоянию или, по меньшей мере, смотрят на это с недовольством. Если это даже и так, что религия ставит перед собой задачу: сделать народы не могучими, но счастливыми; людей не богатыми, но святыми; то таким же образом действительно и то, что одно из самых почетных и благородных учений открывает человеку задачу, поставленную ему провидением: а именно, преобразовать всю природу и своим трудом поставить на службу своим целям. Что ищет Святая Церковь, так это определенное равновесие между материальными, моральными и религиозными интересами. Что она хочет этим равновесием, чтобы каждая вещь заняла принадлежащее ей место и чтобы место было для всех вещей. И чего она в конечном счете хочет достичь — это преимущества моральных и религиозных интересов, за которыми затем должны следовать и материальные интересы. Это совсем не потому, что этого требуют принципы порядка, но это потому, что так нам подсказывает разум, а история учит, что перевес моральных и религиозных интересов обязательно необходим для гармонии жизни. Только таким образом можно и определенно будут заговорены великие катастрофы, которые в любое время могут разразиться там, где перевес и исключительное превосходство материальных интересов привели в брожение алчность людских масс.
Другие сегодня снова убеждены в том, что мир, если он не хочет погибнуть, нуждается в помощи нашей религии и нашей Святой Церкви. Только ок стесняются надеть на себя это ярмо, хотя для смиренных оно нежное, однако для гордых оно с трудом переносимо. И тогда они ищут выход в двойственном положении, в котором они, пожалуй, принимают определенные учения и требования религии и Церкви; но зато другие, которые считают их излишними, отбрасывают. Такие люди тем опаснее, что с определенной беспартийной миной, которая очень подходит для обмана и совращения, стремятся попасть в арбитры и принуждают и заблуждение и истину предстать пред их судом: и с напускной сдержанностью делают вид, как будто они играют между ними двоими особую посредническую роль. Конечно: истина находится посредине между противоположными ошибками. Однако: между истиной и заблуждением никогда не может быть посредничества! Поскольку между этими двумя противоположными полюсами нет ничего, совершенно ничего! Ничего, кроме бесконечной пустоты. Тот, кто направляется в это пустое пространство, также далек от истины, как и тот, кто сражается на стороне заблуждения. Поскольку в истине находится только тот, кто стал с ней полностью един.
Это важнейшие заблуждения тех людей и тех классов, которым в наше время выпало на долю печальное преимущественное право управлять людьми. Если, однако, обратить свой взгляд на другую сторону, то увидишь других, которые выступают с претензией на великое наследство управления, да так, что эту претензию просто нельзя понять и путаешься в мыслях, что здесь встречаешься лишь с разлагающими и отвратительнейшими заблуждениями. Но это, однако, тем стоит внимания, что эти заблуждения, какими бы разлагающими и отвратительными они ни были, являются ничем иным, как логическими последствиями и — поскольку они именно логичны — неизбежными последствиями только что рассмотренных заблуждений.
Под предлогом незапятнанного /следовательно, без наследственного греха - Прим К.Х./ зачатия каждого человека и тем самым неприкосновенности человеческой природы, человеческой сущности, многие, пожалуй, ставят перед собой вопрос: если наш разум так чист, а наша воля так правомерна и наша воля так замечательна — почему тогда наши страсти, которые в нас господствуют, не должны быть такими же хоро-шими, как наша воля и наш разум? Другие опять же спрашивают себя: если дискуссия служит тому, чтобы прийти к истине — почему должны быть вещи, которые уведены от ее решающего приговора? Другие, наоборот, не могут понять, — почему при оговоренных условиях — свобода мысли, воли и творчества — не должно быть ограниченной свободы? Те, кто занимаются религиозными спорными вопросами, задают себе вопрос: почему же Бог, если он для общества недостаточно хорош, должен одобряться на небе и; почему же Церковь, которая больше ни на что не годится, должна еще иметь право на святую сферу? Другие снова ставят вопрос: почему нельзя отважиться на попытку поднять наслаждение до полного удовлетворения алчности и так превратить долину слез в сад радости — и еще более, поскольку прогресс в благополучии должен быть бесконечным!
Филантропы кажутся растерянными, если они встречают бедного; они не могут понять, как бедный, такой безобразный, вообще может быть человеком — или более того: как человек, который так хорош и прекрасен, вообще может быть бедным. Но в чем они все — каждый формулирует это по-другому — совпадают: что они считают обязательно необходимым перевернуть общество, отменить правительства, а богатство разделить и так одним ударом покончить со всеми человеческими и божескими законами.
Как бы ни хотелось считать это едва ли возможным, есть еще одно заблуждение, которое, если его рассматривать само по себе, кажется не таким уж предосудительным, тем не менее, по своим последствиям оно тяжелее, чем сами эти заблуждения. Я имею в виду слепоту тех, которые не хотят видеть взаимозависимости между этими заблуждениями и теми ересями и не делают выводов, что заблуждения должны необходимо и неизбежно исходить как раз из этих ересей. Если общество вскоре не освободится от этих заблуждений, и если оно, когда-то свободное от этого, не осудит заблуждения как следствия, а ереси как их предпосылки основательным и окончательным осуждением, то это общество, с человеческой точки зрения, потеряно навсегда.
Тот, кто считает это, далеко неполное перечисление, которое я только что сделал из этих ужасных заблуждений, тот может определить, что одно из них обязательно приведет ко всеобщему развалу и безошибочно выльется в анархию; другие, наоборот, для своего осуществления нуждаются в деспотизме в неслыханных и громадных размерах. Первая группа охватывает те заблуждения, которые ставят целью превышение человеческой свободы и насильственное разрушение всех институтов. Ко второй относятся те, которые пропагандируют полный переворот. В политической науке сторонники первого вида заблуждений обозначаются как социалисты, а выступающие за их второй вид как коммунисты. Одни /"социалисты"/ стремятся к безграничному расширению индивидуальной свободы за счет государственной власти, которая должна быть устранена. Другие /"коммунисты"/, наоборот, стремятся к полному подавлению человеческой свободы и расширению государственной власти до колоссальности. Подробнейшее изложение этих первых поучающих предложений находится в сочинениях господина Эмиля Жирардо и в последней книге господина Прудона. Тот открыл центробежную силу, а этот центростремительную силу будущего общества: общества, в котором будут господствовать социалистические идеи и подверженное двум, полностью противоположным движениям: а именно центробежному движению, стремящемуся уйти от центра, вызванному неограниченной свободой, и центростремительному движению, стремящемуся к центру, вызванному ворохом бумаг и актов. Что касается коммунизма, то он стоит за устранение всех свобод и всей собственности в пользу сверхгосударства.
Удивительное и чудовищное во всех этих социальных заблуждениях следует отнести в конечном счете к религиозным ересям, которыми только и можно это объяснить. Социалисты показывают себя недовольными тем, чтобы изгонять Бога на небеса; они идут дальше, открыто признаются в атеизме и вообще отрицают существование Бога. Но если Бог, источник и происхождение всякого авторитета, отрицается, тогда из этого логично отрицается и сам авторитет и притом безусловно и окончательно. Отрицание, охватывающего весь мир, отцовства Бога несет с собой отрицание отцовства в семье. Отрицание религиозного авторитета логически имеет следствием отрицание авторитета политического. Если однажды человек захотел обойтись без Бога, тогда немедленно подданный захочет обойтись без короля, а сын без отца.
Что касается коммунизма, то кажется очевидным, что он взял свое начало в пантеистических и родственных ересях. Если “Бог” все и все “Бог”: тогда “Бог прежде всего народность, господство народных масс и народные массы; отдельные существа как "божеские атомы" происходят из вселенной и больше ничего, что они непрерывно производятся на свет, чтобы снова вернуться во вселенную, которая их непрерывно проглатывает. В этой системе то, что не является вселенной, не является также и “Богом”, оно не должно принимать участие в божественности; а что не “Бог”, то есть ничто: поскольку вне “Бога”, который есть все сущее, ничего нет. Отсюда исходит то высокомерное презрение человека со стороны коммунистов и то грубое отрицание человеческой свободы. Отсюда происходят те безмерные усилия достигнуть власти через единство, через будущую демагогию /Прим. вырождение демократии/, которая должна распространиться на все континенты и достигнуть самых крайних границ. Отсюда исходит та сумасшедшая ярость разорвать и перемешать все семьи; но кроме этого все общественные классы, все народы и все человеческие расы, чтобы столкнуть их в огромной мортире революции: для того, чтобы из этого мрачного, кровоточащего хаоса однажды поднялся бы единственный “Бог”, “Бог” равенства как победитель всякого неравенства; “Бог” коллектива как победитель всего личного; “Бог” бесконечности /материи/ без начала и конца как победитель всего происходящего и преходящего: “Бог” Демагогия, провозглашенный его младшими пророками, единственный мозг на небе будущего, несомый ураганом, озаряемый молниями и восхваляемый ураганами. Демагогия есть новая вселенная, настоящий “Бог”, оснащенный единственным свойством: а именно “всемогуществом”. Это и есть победитель трех “слабостей” католического Бога: победитель над добротой, любовью и великодушием! Кто же не узнает его по его чертам: его, “Бога” гордыни — Люцифера?
Если вникнуть подробнее в эти недостойные учения, становится невозможным просмотреть в них таинственный, но тем не менее зримый знак, который заблуждение должно нести во время апокалипсиса. Если религиозный стыд мне не помешает направить глаза на те ужасные времена, то мне не тяжело опереться в моем мнении об этом на убедительные доводы подобных случаев, по которым появится великая империя Антихриста, колосс демагогии, которая будет управляться через плебейского человека, однако с сатанинской силой: а именно “человеком греха”.
После того, как я дал общий обзор главнейших заблуждений сегодняшних времен и доказал, что все они по происхождению относятся к какой-либо ереси, мне кажется приличным, даже необходимым эти зависимости разъяснить на нескольких примерах. Так для меня является несомненным фактом, что все, что боожественное правление сделает во вред людям, в равной мере и таким же образом вовлечет в страдания и те правительства, которые созданы буржуазными обществами.
Первым религиозным заблуждением нового времени был принцип о независимости и исключительном господстве человеческого разума. Это заблуждение в религиозном порядке в политическом порядке соответствует тезису о господстве разума /Прим. От Света божественной милости отказывающегося, добровольно!/. Поэтому есть такие общества, в которых господство “разума” образовало общую основу общественного права и которые были первыми, которых охватила революция. Таким же образом произошли конституционные монархии со своим выборным цензом, с сокращением их доли власти, их свободой, прессой и иммунитетом их депутатов.
Второе заблуждение относится, к воле и состоит во взгляде на религиозный порядок в том, что утверждают, что воля сама по себе уже хорошо, что она не требует ни побуждения, ни руководства со стороны Божьей милости, чтобы обратиться к добру. Этому заблуждению в политическом порядке соответствует то самое, которое опирается на утверждение, что есть только добрая воля и поэтому не должно быть воли, которая руководима, следовательно, не определяет сама себя. На этом принципе основывается всеобщее выборное право и здесь находит свое происхождение демократическая, республиканская система.
Третье заблуждение относится к алчности и состоит в религиозном порядке в том, что утверждают, что человек зачат без греха и что поэтому он своей алчностью только награждается. Этому заблуждению в политическом порядке соответствует то, которое допускает создание правительства лишь для одной цели: а именно для удовлетворения всех алчностей. На этом принципе построены все социалистические и демагогические системы, чьи партократы борются сейчас за власть, которые, если вещи должны дальше принять свой естественный ход, покатятся по такому крутому склону, что рано или поздно достигнут своего.
Следовательно, оказывается: всякая ересь нарушает порядок. С одной стороны, она оспаривает первородный грех и, с другой стороны, утверждает, что человек не нуждается в божественном руководстве. Так сначала она приводит к требованию единовластия разума, затем воли и, наконец, чтобы господствовали одни страсти: это значит к тройному, разрушающему весь порядок, господству.
Поэтому надо только знать, что в религиозной области Бог одобряет или запрещает, чтобы знать также, что в политической области правительству надлежит или в чем ему отказано. Если в религиозной области преобладает дерзкий деизм /Прим. кроме прочего, отрицание божественного провидения!/, тогда, несмотря на признание, что Бог господствует над творчеством, приходят к тому: отрицать, что Он им управляет. Но тогда и в политической области преобладает парламентский принцип: король царствует, но не правит!
Если отрицается существование Бога, тогда также во всем отказывают и правительству, даже в правомерности его существования. В такие проклятые эпохи поднимают голову анархистские идеи социалистической школы и распространяются с ужасающей быстротой.
Если, наконец, идея о Боге и о его творении так сильно переходят друг в друга, то приходят к утверждению, что творение есть “Бог” и “Бог” только его внутреннее понятие: тогда пантеизм в религиозной, а коммунизм в политической области получают перевес. А Бог, которому, наконец, надоедают эти обиды, предоставляет человека подлым и недостойным тиранам на горе и погибель.
Я обращаю свой взгляд назад, на Святую Церковь. Для меня легко доказать, что она подвержена таким же заблуждениям: тем заблуждениям, которые по своему существу всегда остаются одинаковыми, направлены ли они против Бога или оттесняют от Него Его Святую Церковь, или содействуют падению общества.
Святая Церковь может рассматриваться с двух различных точек зрения. Во-первых, сама в себе: как независимое и совершенное общество, которое владеет в себе всем, что ему необходимо, чтобы действовать без ограничений и двигаться в самом полном объеме. Во- вторых, в ее отношениях к буржуазному обществу и к правительствам этой земли.
Рассматривая с точки зрения ее внутреннего организма, видится, что Церковь поставлена перед необходимостью занимать позицию против мощного натиска очень разлагающих заблуждений. Здесь особенно заметно, что к самым вредным заблуждениям относятся те, которые подвергают атакам ее единство, то, что является ее самым чудесным и самым совершенным: а именно папство, основу божьего здания. Одно из заблуждений состоит прежде всего в том: именно в том, что оспаривается единоличное и неразделимое наследство Заместителя Иисуса Христа на земле и в апостольской власти над общностью, тем, что оно выдвигает предположение, что епископы как сонаследники также принимают участие в этой власти /Прим. сравните “Коллегиальная ответственность епископов за всю Церковь” - “2-й Ватиканум”/. Если это заблуждение смогло бы взять верх, тогда скоро бы неизлечимая путаница и великий беспорядок овладели бы Церковью Бога и такое разделение папской власти, которая представляет собой неделимое и непередаваемое верховенство, превратило бы Церковь в одну из самых беспокойнейших аристократий. Если Понтифику Максиму оставят лишь честь председательства, но отнимут право решения и фактическую правительственную власть — да, если это заблуждение будет господствовать, тогда папство также оказалось бы излишним и было бы изгнанным в свой Ватикан, как при господстве деистской ереси излишен Бог и изгоняется на свое небо, как король при господстве дурацкого парламентаризма бесполезно и бесцельно остается ограниченным своим троном. Те, кто лишь нехотя склоняются перед господством разума, предпочитают, по меньшей мере,— если они мыслят аристократически — господство воли: если же они демократического образа мыслей, тогда они впадают в ошибочную веру, что каждый сам себе священник, что равнозначно республике в Церкви. Так они согласятся и на всеобщее выборное право, которое в буржуазных обществах означает республику.
Те, которые влюблены в индивидуальную свободу и последнюю преувеличивают настолько, что признают ее неограниченное господство и требуют устранения всех вышестоящих институтов, приходят затем к упадку, насколько это относится к политическому порядку, то до общества в виде договора, заключенного с Прудоном, а если это относится к религиозному порядку, то они мечтают о пробуждении личности, которое некоторые фанатичные сектанты в религиозных войнах Англии и Германии признавали как принцип веры /Прим. сравните сегодня вроде “Харизматское движение” и разрастание так называемых “личных откровений” и тд./.
Наконец, те, которые совращены заблуждениями пантеистов, в церковной области приходят к безраздельному господству массы всех верующих /Прим. сравните “Теология освобождения”, “Базисные общины”, “Система советов”/, как в религиозной области к обожествлению всех творений и в политической области к введению всеохватывающего и всепоглощающего коммунистического государства.
Все эти заблуждения, которые против иерархического порядка созданной Богом Церкви, какой бы вес они не хотели иметь пред Форумом теологии, совершенно чрезвычайно теряют свое значение на почве фактов, поскольку совершенно исключено, чтобы они смогли утвердится в обществе, которое защищено от своего опустошения через божественное обещание /именно Церкви/. Считаются противоположностью те из заблуждений, которые затрагивают отношения религии .и политики, государства и церкви. Эти заблуждения уже в прошедших столетиях были настоль- ко могущественны, что они смогли нарушить мир народов. Они есть и теперь, если и не так могущественны, чтобы могли воспрепятствовать неудержимому распространению Церкви по всей земле — но все же еще достаточно сильны, чтобы ставить препятствия и трудности этому распространению и оттянуть тот день, когда границы Церкви станут собственно границами Земли.
Эти заблуждения различного рода: и хотя о Церкви иногда утверждают, что она равнозначно государству, а другой раз, что она подчинена государству; или опять, что она вообще к государству не имеет никакого отношения. Или, наконец, что Церковь вообще бесполезна. Первое из этих заблуждений — это утверждения умеренных приверженцев государственной Церкви и церковности; второе утверждение принадлежит радикальным сторонникам этой школы. Третья точка зрения соответствует революционерам, которые в качестве первого предложения их требований включают дерзновеннейшее предложение покончить с представителями государственной церкви.
Последнее утверждение принадлежит социалистам и коммунистам, это значит: всем радикальным учениям, которые в качестве исходного пункта их аргументации принимают полное закрытие Церкви, на чем стоит революционная школа.
Учение о равноправии Церкви и государства побуждает умеренных сторонников государственной церкви объявлять дела, которые касаются обеих сторон, чисто светскими, а дела, которые подлежат исключительно церковной власти, определять как, двухсторонние интересы. Они вынуждены прибегать к этим насильственным присвоениям, чтобы тем самым оспаривать приданное или наследственное имущество государства, которое оно привносит в это, якобы основывающееся на равных правах из частей, общество. По этому учению почти все вопросы, касающиеся отношений Церкви и государства, являются спорными, а все спорное должно быть убрано из мира через сравнения и конкордаты. По этому учению Плацет, согласие светских властей, также необходим для запечатанных посланий Папы и апостольских молитвенников, как и контроль, разрешение и цензура, которые от имени государства будут осуществляться в отношении Церкви.
Утверждение о подчинении Церкви государству принуждает последовательных сторонников государственной Церкви составить принципы национальной Церкви, права государственной власти, которая односторонне распустит, согласованные со Святым престолом, конкордаты и будет располагать церковным имуществом, а также, в конце концов, управлять Церковью через Постановления и законы, которые принимаются в парламентах.
Опять же та теория, согласно которой Церковь ничего общего с государством не имеет, принуждает сторонников революционного направления выступать за полное отделение государства и Церкви. Из этого как необходимое следствие исходит дальнейший принцип, что содержание священников и расходы на обряды являются исключительно делом верующих.
Наконец, дурацкое учение, которое объявляет Церковь излишней, из чего вытекает ее отрицание, ведет к насильственному подавлению сословия священнослужителей, хотя бы через декрет, который, естественно, для его выполнения должен привести к преследованию религии.
Следовательно, видно, что эти заблуждения только повторение и видоизменение тех заблуждений, которые мы уже установили в других сферах. Одновременное существование индивидуальной свободы и государственного насилия в политике, свободной воли и милости в морали, разума и веры в духовной жизни, божественного провидения и человеческой свободы в истории, в конечном счете, ведет назад, к одновременности двух миров, природы и сверхприроды, которые проявляются в высшей сфере скандальных наук и через которые подобная ситуация относительно соглашающихся и отрицающих в этом и в другом случаях обосновывается ложными утверждениями, как это имеет случай с одновременным существованием Церкви и государства /Прим. следовательно, / равноправие/ подчинение /никакой общности / излишность /.
Все эти заблуждения, которые по своей сущности идентичны, по их применению должны быть различны, но ведут также и в этом смысле к одинаково гибельным результатам. Если именно они будут применены для одновременного существования индивидуальной свободы и государственного авторитета, тогда они вызовут беспокойство, анархию и революцию в соответствующем государстве. Если они выберут своим предметом свободную волю и милость, то сначала они будут иметь следствием раскол и внутреннее противоречие, затем безудержное восстание свободной воли и, наконец, тиранический полк похотей в сердцах людей; если они будут применены к разуму и вере, тогда сначала придет спор между ними, затем это приведет к одичанию, путанице и ослеплению человеческого разума; но если эти заблуждения будут направлены против одновременности человеческого разума и провидения Бога: тогда они призовут все те катастрофы, которыми усеяно поле битвы истории, если они, наконец, будут применены против одновременного существования естественного и сверхъестественного порядка, тогда они распространят беззаконие, расстройство и войну во все стороны и охватят все части света.
Следовательно получается, что все эти заблуждения, как они ни различны и многочисленны, в конце концов относятся к единственному заблуждению. Оно состоит в том, что иерархический и неизменный порядок, который Бог положил во все творения или не признается или извращается. Этот порядок обосновывает иерархическое верховенство всего того, что сверхъестественно, над всем тем, что является естественным: следовательно, веры над разумом, милости над свободной волей, божественного провидения над человеческой свободой и Церкви над государством — одним словом: верховенство Бога над человеком.
Претензия веры, просветить разум и указать ему путь, не является противоправным захватом владения, но преимущественным правом, которое исходит из ее благородной природы.
С другой стороны, претензия разума на преимущественное право определять вере ее границы и сферы, никакое не право, а только честолюбивое высокомерие, которое ни в каком отношении не стоит с его более низким и подчиненным видом сущности. Склонность к тайному проявлению милости соответствует всеобщему порядку, поскольку это не что иное, как отдаваться божеским побуждениям и призываниям. Наоборот, презрение к милости, отклонение милости или приложение к милости свободной воли приводят внутренне к убогому состоянию, если внешне это даже выглядит как противление Святому Духу. Неограниченное господство Бога над всеми большими событиями истории, на которые Он воздействует и которые Он допускает,— это исключительно Его преимущественное право; ведь история не вид зеркала, в котором Бог просматривает свои планы во внешней картине. Если, напротив, человек утверждает себя в своем высокомерии, что, якобы он определяет события и воздействует на чудесные образцы истории, то это глупое самомнение: поскольку все его участие в этой ткани состоит в тех действиях, которые он совершает против божьего завета, а в остальном он только помощник в тех событиях, которые соответствуют воле Бога. Превосходство Церкви по отношению к буржуазному обществу во всем соответствует здоровому разуму, который учит нас, что сверхъестественное выше естественного, а -Божественное выше человеческого. Поэтому каждая попытка государства включить в себя церковь, отделить ее от себя, господствовать над ней или даже сравниться с ней — это апелляция к анархии, которая приводит к конфликтам и катастрофам.
От обновления этих вечных принципов религиозного, политического и социального порядка зависит единственно спасение человеческого общества. Эти принципы могут быть восстановлены только властью, которая их точно знает: никто не знает их, будь это даже католическая Церковь. Ее право учить все народы, которое завещано ей ее покровителем и Господином, основывается не только на божественном происхождении, но и оправдывается законом здравого разума, согласно которому она обязана учить незнающего и поучать знающего.
Следовательно, Если бы даже роль высшего учебного заведения передана Церкви не ее Господином, то все равно она вправе осуществлять это: единственно из факта, что она является защитницей этих единородных принципов, которым присуща таинственная и чудесная сила, сохранять гармонический порядок и устанавливать этот порядок во всем.
Если о Церкви утверждать, что она имеет право учить, то это утверждение — как оно ни обоснованно и разумно — еще не является всей и полной правдой, если одновременно не добавить, что мир обязан учиться у Церкви. Буржуазные общества без сомнения не располагают силой взобраться на высочайшие вершины вечной истины или воспрепятствовать бессильному скольжению по крутым склонам заблуждений вплоть до падения в пропасть. Вопрос, следовательно, гласит: можно ли тому, кто потерял разум и поэтому совершает глупость, давать на то право или, короче говоря, исполняет ли тот право, кто отказывается от всех своих прав, когда совершает самоубийство /Прим. сравните “Свобода религии” и “Экуменизм”, “2-1 Ватиканум”/.
Проблема преподавания, которая в последнее время обсуждалась между университетской партией и французскими католиками, точно ими так и не определена. Всеобщая церковь не может принять такое определение. Если на одной стороне свобода культа и на другой стороне особые условия, в которых находится Франция, рассматриваются как данные факты — то тогда полностью ясно, что французские католики не были в состоянии что-либо потребовать для Церкви, чем только “свободу”, которая там является всеобщим правом и как таковая должна служить убежищем католической истине. Однако принцип “свободы преподавания”, если его рассматривать сам по себе, отвлекаясь от особых обстоятельств, является фальшивым принципом, который поэтому не может быть принят католической Церковью. Принцип “свобода преподавания” не может быть ею принят без того, чтобы она не поставила себя в открытое противоречие со всеми своими прочими учениями. Если провозглашают, что преподавание должно быть “свободным”, это значит фактически провозгласить, что среди уже известных истин нет такой, которая должна изучаться и, что истина есть вещь, которая еще не найдена и которую “ищут” и даже через всеохватывающую дискуссию всех мнений /Прим. “Диалог с инакомыслящими”/. Если провозглашают, что преподавание должно быть “свободно”, то это означает, что истина и заблуждение обладают равными правами /Прим. например, “Свобода религии” как “Право человека”!/. Только ведь Церковь исповедует принципы, что истина уже существует и без необходимости, чтобы ее “ ис-кали” и далее принцип: заблуждение родилось бесправно, что и живет оно бесправно и также умрет: что истина остается во владении неограниченного права. Церковь не может, следовательно — если она даже это и упустит — принять свободу обучения /Прим. без согласия с заблуждением/: там, где другое решение окажется невозможным — эту “свободу” она не может рассматривать как достигнутую границу ее желаний, также как она не может приветствовать такую “свободу” как единственную цель ее стремлений.
Эти выводы, которые, по моему мнению, я должен был сделать о пагубнейших заблуждениях сегодняшнего времени. Из этого объективного исследования, по моему мнению, доказано исходят два познания: 1) что все заблуждения имеют одно и то же происхождение и обладают одинаковым центром и 2) что все они, рассматривать ли их но центру или по происхождению, религиозной природы. Это настолько верно, что отрицание даже только единственного свойства Бога ведет к беспорядкам во всех областях и подставляет человеческие общества под опасность гибели.
Если бы я имел счастье, что мои изложения окажутся Вашему Преосвященству не полностью бесполезными, то я хотел бы позволить себе попросить Вас разрешить положить это сочинение к стопам Вашей Святости с заверениями глубокого почтения, которое я, как католик, питаю к Вашей освященной особе, к Вашему безошибочному Суждению и окончательности Вашего решения.
