Свящ. Станислав Тышкевич SJ

Поход мексиканских большевиков на Церковь

Появляющиеся в зарубежной русской печати сведения о гонениях на Католическую Церковь в Мексике крайне скудны и обыкновенно искажены до неузнаваемости; причина тому - старая привычка наших журналистов и писателей, "правых" и "левых", черпать свои познание в области католических церковных вопросов почти исключительно из антикатолических, антирелигиозных источников. Между тем, событие в Мексике содержат множество поучительных данных, знакомство с которыми может оказать ценную услугу в святом деле сближение православие с католичеством и борьбы с мировым атеизмом*.

Гонение на католичество в большой среднеамериканской республике началось давно. Уже в 1833 году диктатор Санта-Анна навязал стране ряд антиклерикальных законов. Конституция 1857 г. была составлена тоже в антихристианском духе. С 1863 до 1867 г. Церковь в Мексике много страдала от цезаропапистических притязаний несчастного императора Максимилиана. В течение 30 лет Порфирио Диас проводил ловкую политику систематического, но осторожного и постепенного устранения влияния Церкви на народные массы. С 1911 г. гонение на католичество почти не прекращались. Революционные элементы, добившись дурными средствами высшей государственной власти, цепко держатся за нее и террором подавляют спазматические попытки население свергнуть ненавистное масонско-коммунистическое иго. Настоящее великое гонение на религию началось с захвата президентской должности Каллесом, мексиканским Лениным, в начале 1925 года.

Характерен состав первого министерства Каллеса: он сам - сельский учитель; Моронес, министр труда, - неграмотный чернорабочий; Леон, министр земледелия, - тореадор; Саэнц, министр иностранных дел, - еврей и протестантский пастор, атеист, как и все его коллеги. Моронес - большой почитатель Зиновьева; он любил повторять, что "государство будет счастливо только тогда, когда все существующее теперь, благодаря динамиту, исчезнет в своих развалинах". Сам Каллес неоднократно заявлял, что он намерен "превзойти великого Ленина".

Еще до захвата власти Каллесом был учрежден "Совет-судилище", так наз. Юнта [Хунта (Junta). - прим. ред.], точь-в-точь по образцу московской чеки [ЧК. - прим. ред.]. Юнта не связана никаким законом; она действует помимо и независимо от обыкновенных государственных учреждений. Судят в ней по простому доносу или подозрению, всегда без защитника намеченной жертвы, обыкновенно без свидетелей. Апелляция не допускается.

Каллес начал гонение на Церковь с изгнание из рядов чиновничества всех католиков. Затем последовали: запрещение всем иностранным католическим священникам совершать духовные требы, не только в церквах, но и в частных квартирах; запрещение употреблять в школах "религиозные эмблемы"; запрещение католическому духовенству обучать детей; требование от духовенства подписки в лояльности по отношению к революционной власти; запрещение всем католикам критиковать действие правительства.

В отдельных штатах, пользующихся в Мексике некоторой автономией, местное управление было поставлено в зависимость от центральной государственной власти и чего-то вроде местных советов. Высшие должностные лица в штатах, губернаторы, были назначены самим Каллесом; конечно, все они оказались ревностными последователями его сверх-большевистской доктрины.

В штате Ялиско в июне 1925 года губернатор Зуно велел силою разогнать учеников иезуитского "Научного Института" перед самыми экзаменами; 200 студентов были отправлены в тюрьму; их освободили только после энергического вмешательства японского посла, сын которого находился в числе пострадавших. Хуже дело кончилось в духовной семинарии в Гуадалаяра: по приказу Зуно в июле того же года семинаристы были изгнаны из своей семинарии ударами прикладов, при чем два клирика были убиты; по толпе, протестовавшей под окнами губернатора против этого насилия, было дано несколько залпов; были убитые и раненые. Несколько месяцев до этого был взорван динамитом епископский дом в том же городе и - верх цинизма и лжи - правительство объявило, что "епископ сам взорвал свой дворец".

Т. Гарридо, губернатор штата Табаско, издал постановление, в силу которого могут совершать богослужение только туземные священники, и притом под непременным условием, что они откажутся от целибата и женятся. Духовенство, само собою разумеется, не подчинилось этому возмутительному требованию и было поголовно изгнано яз штата. Церкви были отчасти закрыты, отчасти же переданы протестантам. В насмешку Гарридо назначил "епископом" какого-то дворника; действительному же епископу, преосв. Пакуалю Диац, было послано кощунственное приказание "жениться на какой-нибудь жительнице Табаско, если он желает оставаться в своей епархии"; во избежание насильственного осуществление этого гнусного приказания, епископ должен был скрыться далеко за пределами своей родины.

Одновременно в других штатах закрывались католические монастыри и школы, епископы и священники изгонялись из своих квартир или подвергались тюремному заключению за произнесение проповеди, собрания верующих разгонялись вооруженною силою.

Мексиканские большевики, подобно европейским, понимают, какую огромную роль играет папство в распространении и углублении христианской веры. Чтобы сломить Церковь, он стали всячески поддерживать небольшую "национальную автокефальную церковь", основанную расстригой Иоакимом Перец и отличавшуюся от католической Церкви только отрицанием главенства Папы. Разложение Церкви на поместные независимые национальные церкви - заветная мечта всех врагов христианства. Подстрекаемый Каллесом шестидесятилетний Перец выпустил весною 1925 года "окружное послание", в котором провозглашалось основание новой секты, "построенной на чистом основании истинно национального духа"; Перец призывал всех к борьбе с "проклятым папством" и объявлял себя "патриархом всей национальной мексиканской церкви". К Перецу присоединилось еще двое расстриг (больше в Мексике не оказалось), Монье и Гомец, и человек 50 "верующих". В один прекрасный день "патриарх" с помощью вооруженной банды своих последователей силою захватил церковь в Соледад; изгнанный католиками из храма, он на следующий день вновь занял ее, на этот раз с помощью милиции. Щедрой раздачей сумм, предоставленных ему правительством, он приобрел еще несколько десятков учеников. В Агуаскалиенстес сектанты решили тоже захватить католическую церковь; народ собрался защищать свою святыню и своего пастыря; тогда Перец вызвал правительственные войска; началась стрельба по безоружной толпе, в итоге которой несколько сот католиков оказались убитыми или ранеными; другие были отправлены в темницу, вместе с настоятелем храма; церковь осталась за националистами. В Коатепек повторилось то же самое.

Эти событие вызвали в народе большое возмущение и решимость бесстрашно бороться с тиранией. После кровопролития в Коатепек стотысячная толпа собралась у знаменитого собора Богоматери в Гваделупе, чтобы протестовать и открыто исповедать свою веру во Христа. Архиепископ столицы, рискуя жизнью, послал правительству решительное осуждение его церковной политики. Образовалась "Лига Защиты Религии". Этим закончилась первая фаза Каллесовых гонений на религию.

Мексиканские большевики решили достойным образом отпраздновать масленицу 1926 года. Дочь президента республики была провозглашена "королевой Карнавала". Она пригласила по радио все население присутствовать на "торжественном шествии", главном эпизоде карнавала. Шествие, действительно, состоялось в назначенный день. Этот маскарад представлял собою сплошное издевательство над религией. Впереди шел комсомолец, переодетый в монаха, с распятием за поясом; он "благословлял" народ и обещал "подкармливать ослов евангелием"; от раздраженной толпы ему досталось несколько пощечин. На первой движущейся эстраде ехал "Царь-Сатана", обнимая куклу, изображавшую монахиню. На следующей эстраде были помещены хулиганы и проститутки, одетые в рясы н с распятием в руках; они все время держались в крайне неприличных позах. На третьей и последней карнавальной повозке ехала сама "королева", достойная дочь президента.

Одновременно новая волна гонений заливала страну. 10 февраля милиция "очистила" от католиков ряд церквей и монастырей; 11-го появился указ министра внутренних дел о конфискации, или "национализации", всего движимого и недвижимого имущества католического духовенства. В тот же день в столице испанские бенедиктинцы, маристы, редемптористы и светские священники были захвачены врасплох, арестованы и брошены в трюм корабля, уходящего в Испанию. Другие иностранные католические священники тоже стали жертвой коммунистического националистического фанатизма. 23 февраля правительство закрыло столичный собор Саграда-Фамилия; огромная толпа народа грудью защищала эту знаменитую святыню; милиционерам пришлось четыре часа подряд бить палками и сечь саблями беззащитных женщин и детей. Раздраженный сопротивлением верующих, министр внутренних дел заявил: "Отныне будем расстреливать сопротивляющихся закону; все храмы будут закрыты". Само собою разумеется, протестантские кирки и еврейские синагоги не входят в число храмов, подлежащих закрытию. Одновременно с закрытием церкви Саграда-Фамилия, "служанки Марии", монахини, занимающиеся исключительно безвозмездным ухаживанием за несостоятельными больными, были изгнаны из своего монастыря; полицейские "собственноручно" разграбили их убогое помещение; только страх перед растущим народным негодованием заставил министров ограничиться этим "исполнением закона" и пощадить жизнь самоотверженных монахинь.

В провинциях происходили аналогические сцены. Монахини строго созерцательных орденов Кармеля и Визитации были буквально выброшены на улицу из своих монастырей. Множество церквей и школ было закрыто, при чем власти ломали распятие каблуком и бросали в помойные ямы, а катихизисы отдавались "для рационального употребления" в отхожие места. В многих местностях полиция стреляла по разъяренной толпе. В Закатекас губернатор конфисковал частную типографию только потому, что она когда-то принадлежала одному священнику.

"Живая церковь" патриарха Переца не оправдала ожидание правительства: после целого года активной пропаганды ни один епископ, ни один священник не присоединился к секте и "паства" по-прежнему ограничивалась несколькими десятками хулиганов.

Вопреки клевете, распространяемой мексиканской большевистской печатью и повторяемой всеми антиклерикальными газетами Европы, мексиканские католики защищают Церковь не выстрелами из-за угла, не заговорами или покушениями на жизнь тиранов, а духовными средствами: мужественным публичным исповеданием веры, открытыми протестами, бесстрашным стойким массовым сопротивлением при отбирании церквей и школ и соборным единением со всей вселенской Церковью.

14 февраля 1926.г. "Национальный Союз Католических Женщин", "Рыцари Колумба", "Союз Мексиканской Католической Молодежи", и "Национальная Лига Защиты Религии" сообща составили и отправили правительству протест против угнетение католиков.

В другом протесте "Союза Молодежи" от 25 февраля того же года мы читаем: "Так как терпению нации правительство противопоставляет грубое применение неосуществимых законов; так как правительство нарушает все требования культурности, попирает права народа и оскорбляет Господа нашего Иисуса Христа, мы, члены Союза Мексиканской Католической Молодежи, заявляем, что: как католики, мы не допускаем вмешательства гражданской власти в чисто-церковные дела; как мексиканцы, мы требуем пересмотра Конституции, посягающей на нашу религиозную свободу. Мы клянемся всенародно, что мы употребим все наши силы и все нравственно дозволенные средства, чтобы добиться этой реформы".

Архиепископ Леопольд Руиц писал министру внутренних дел: "Положение католиков невыносимо. Правительство нагло нарушает даже те немногие права, которые Конституция им предоставляет. Без следствия, без суда, без права защиты, закрываются семинарии, высшие, средние и народные школы, приюты, убежища, благотворительные учреждения, содержимые на средства католиков... От имени 800 000 верующих моей епархии я настаиваю перед вами на том, чтобы награбленное имущество было отдано его законным собственникам и чтобы все возвратилось к прежнему положению вещей..."

Архиепископ Жуан Геррера призывал население к пассивному сопротивлению гонителям и бесстрашию перед официальными террористами. Архиепископ Примас с не меньшим мужеством обнародовал воззвание к верующим, в котором он категорически заявлял, что "никакой гражданской власти он не будет давать отчета в своем церковном служении".

"Лучше исповедать Христа перед мучителями, - писал в своем пастырском послании епископ Иозе Зарате, - чем быть разлученным с Ним в день Страшного Суда. Мы не боимся ни темниц, ни расстрела; для нас важен лишь суд Господень. Мы отвергаем, осуждаем и предаем анафеме все эти преступные посягательства Правительства на Святую Церковь... Мы распространяем осуждение на все государственные законы и указы противоречащие Христовым заветам, естественной нравственности и священным канонам Церкви. Такие законы не имеют для нас обязательной силы, даже если они называются основными или органическими". Епископ Зарате был, конечно, привлечен к суду; он отказался явиться на допрос; перед его стойким мужеством правительство потерпело опять моральное поражение и предпочло "замять дело".

Конституция, которую имеют в виду вышеназванные документы и на которую так упорно опирается Каллес, была составлена и навязана стране в 1917 году, как раз в то время, когда Керенский пытался навязать свою конституцию России. Мексиканская конституция составлена в определенно антицерковном духе. Но мексиканским большевикам этого мало: они по-своему толкуют каждый параграф "основных законов". Один пример: "Чтобы быть служителем какой-либо религии - гласит статья 130 конституции, - надо быть уроженцем Мексиканской республики"; Каллес применяет эту статью следующим образом: иностранным католическим священникам и монахам запрещается даже простое пребывание в стране, вопреки другим статьям той же конституции, между тем как пасторы и раввины могут свободно совершать богослужения, преподавать в школах и проповедовать. Точно так же к одним лишь католикам применяются параграфы, касающиеся конфискации церковного имущества, или ограничение числа церковнослужителей в отдельных провинциях. Все католические храмы, даже домашние частные часовни, которые когда-либо будут сооружены в Мексике, заранее объявляются государственной собственностью. Монашеская жизнь считается преступлением. Всем видным католикам запрещается занимать государственные должности (пастор может быть даже министром) или преподавать в школах, между тем как Конституция исключает только "служителей культа".

Такая нетерпимость, конечно, вызывает подъем религиозного воодушевления. "Если закрывают одну школу - строится 20 школ; если и эти школы будут украдены правительством - не останавливайтесь и, за недостатком денег на постройку зданий, устраивайте школы в палатках или под тенью деревьев; во что бы то ни стало надо учить детей их гражданским и религиозным обязанностям". Этот призыв преосв. Зарате вскоре стал действительностью.

Св. Отец с самого начала борьбы любовно поддерживал ревность мексиканских святителей. 14 декабря 1925 г. и 3 апреля 1926 г. он призывал католиков всех стран горячо молиться за гонимых братьев в Мексике и России; заметим мимоходом, что в число гонимых Папа включал и православных страдальцев, жертвы чеки. Месть правительства не заставила себя долго ждать: 12 мая министр иностранных дел, Аарон (!) Саэнц, изгнал из Мексики папского нунция, монсиньора Каруана. Вскоре после этого появилось новое обращение Папы к католическому миру с призывом к оказанию духовной помощи гонимым; призыв этот вызвал в свою очередь манифестации религиозной солидарности в разных католических странах. Возбуждение было особенно сильно в Соед. Штатах.

На изгнание папского нунция архиепископ г. Мексико ответил письмом на имя Каллеса. "Если Правительство - писал первоиерарх Мексиканской Церкви - изгнанием представителей Апостольского Престола намеревается ослабить или даже порвать традиционные узы, связывающие Мексиканскую Церковь с Римом, оно не достигнет своей цели. Знайте, Господин Президент, что каждое новое страдание становится для нас новым звеном любви, соединяющим нас с незыблемым престолом Петра". Можно себе представить ярость официальных покровителей неудавшейся автокефалии Переца! Поразительно сходство "церковной политики" мексиканских и московских большевиков. В СССР большевики прилагают все усилия, чтобы пресечь в корне все попытки православного духовенства сблизиться с Римом; они изгоняют папскую миссию помощи голодающим, сжигают католические сочинения В. Соловьева, но зато перепечатывают и широко распространяют "Великого Инквизитора" Достоевского и вообще все старые антикатолические пасквили, поддерживают антиримские шовинистические и протестантствующие течения в православии и вне его (ср., напр., журналы и брошюры украинской "церкви"); в Галиции, Прикарпатской Руси и Канаде они всячески способствуют отпадению униатов в национально-политическое "православие"; полузамученного патриарха Тихона они заставляют присоединить к заверениям в лояльности к большевизму обещание, что "примирения (православия) с Ватиканом нет и быть не может"**. В православии большевики ненавидят только то, в чем православие сходно с католичеством, и поощряют все антиримское. Воодушевленные той же ненавистью к Апостольскому Престолу, мексиканские министры вновь и вновь обещают католикам возвращение свободы и имущества, если они согласятся порвать каноническую и догматическую связь с Римом и создадут национальную церковь; министр Тежада несколько раз вызывал к себе епископов Гуаюапам и Сальтилло и настойчиво убеждал их принять это предложение Каллеса. Неудивительно, что Московский "Безбожник" (1926, ном. 9, стрр. 2, 3, 4), выражая безоговорочное сочувствие мексиканскому правительству, поздравляет его с борьбою против католичества, этого "хорошего, испытанного, централизованного аппарата" и тут же с негодованием и страхом утверждает, что "Папа хочет поставить греческую церковь под эгиду Рима"***.

Несмотря на строгую цензуру и надзор за типографиями, мексиканские епископы издали 21 апреля того же (1926) года соборное послание к пастве, в котором они перечисляли требования и вечные права Церкви: учить вере и морали христианский народ и детей, отвергать ереси, свободно совершать таинства, составлять церковные каноны, руководить монашеством, пользоваться правами юридической личности, воспитывать и поставлять пастырей, одним словом, - быть независимой в церковных делах от государства; отказаться от этой свободы подлинная Церковь Христова никак не может. Епископы далее указывают на то, что в Мексике "основы гражданского общества поколеблены, так как поколеблены уважение к власти, святость семейных уз (мексиканские правители, как и все революционеры, допускают расторжение всякого брака; С. Т.), уважение к чужой собственности, к репутации ближнего и его жизни. Ставятся помехи служению Церкви "малым сим". Осмеяно христианское утешение в страданиях. Притуплено чувство справедливости. Уничтожено сознание подлинного патриотизма, немыслимого без сознания вселенского братства людей". Иерархи призывают народ мужественно бороться против указанных в послании зол. "Мы даем вам не простой совет - пишут они в заключение, - а указываем на важнейшую обязанность христианской совести... Необходимо теперь дружное сотрудничество всей нации в духе послушания". Католики должны всеми легальными средствами вести борьбу до тех пор, пока они не добьются пересмотра конституции и уважения к священным правам Церкви.

Правительство не посмело арестовать всех авторов знаменательного послания. Чтобы напугать иерархов, оно решило "устранить" деятельного епископа Зарате. Владыка был арестован в своих покоях и уведен, как преступник, под конвоем солдат на глазах рыдающей паствы. На допросе епископ отвечал простым аргументом: "Конституция обеспечивает свободу вероисповедания; мы ничего другого не требуем, как только свободы и самостоятельности Католической Церкви. В подвалах тюрьмы преосв. Зарате сохранил все то же мужественное спокойствие. Характерен факт: в награду за арест владыки, "эту победу над клерикализмом", Высший Совет масонских лож Мексики торжественно вручил Каллесу особый знак отличия. Вскоре после этого последовал новый "подвиг" президента: ругательное письмо к епископату и закрытие газет, не выразивших особенного восторга перед этим "подвигом".

Между тем архиепископ Валенция писал заключенному епископу Зарате: "Я вам завидую и благодарю Бога за то, что Он посылает Своей Церкви, страждущей в несчастной республике, мужественных борцов за веру, которые высоко держат знамя Христово... Да послужит ваше мученичество на пользу нашей нации... Молитесь обо мне, чтобы и мне Господь дал силу, согласно клятвенному обещанию при хиротонии, бесстрашно защищать священные права Церкви, ее свободу и независимость".

До крайности раздраженный неуспехом своего замысла - уничтожить католичество радикальным применением существующих антиклерикальных законов, - Каллес присвоил себе исключительные диктаторские полномочия по всем вопросам, касающимся борьбы с Церковью. 21 июня 1926 г. он издал закон, "дополняющий" антирелигиозные параграфы конституции 1917 г. Борьба с Церковью вступила в новую фазу: фазу систематического применения террора.

Вот несколько примеров таких "дополнений". За совершение таинства или совместной молитвы вне церквей не подлежащих конфискации - тюрьма и отобрание имущества. За ношение духовными лицами рясы, за употребление хоругвей, церковных колоколов и т. п. - тюрьма и штраф. За поступление в монастырь - тюрьма. Хвалить монашескую жизнь, хотя бы только в частном разговоре - преступление, наказываемое по усмотрению властей. Все церкви, приюты, монастыри, школы и частные квартиры духовных лиц могут быть превращены в "общеполезные учреждения", по усмотрению губернаторов. За оказывание денежной помощи ограбленному и голодающему духовенству - тюрьма. За частное обучение детей Закону Божьему - тюрьма. Католикам запрещается касаться в печати политических событий, явлений общественной жизни и действий правительства, под страхом уничтожения соответствующего органа печати или издательства. Священник, подвергающий критике деятельность гонителей, наказывается 6-летним тюремным заключением. Религиозные союзы, братства, общества и т. п. наказываются тюрьмой или изгнанием наравне с монашескими орденами. Государственные чиновники, не проявляющие достаточной ревности в исполнении этих предписаний, подвергаются крупному штрафу и ссылке; эта мера вызвана привязанностью большинства чиновников к религии.

Руководящая мысль нового закона - убить Церковь и замучить церковнослужителей, избежав кровопролития и вообще всего того, что могло бы вызвать усиление религиозного самосознания в широких массах народа. В этом отношении мексиканские гонители куда хитрее и опаснее тупоумных советских безбожников.

Каллес рассчитывал, что одно обнародование нового диктаторского закона сломит сопротивление Церкви. Он опять ошибся. Все духовенство, как один человек, наотрез отказалось подчиниться указу тирана, даже тогда, когда, по распоряжению Каллеса, много священников было арестовано.

В июле состоялся в Мексико тайный съезд Лиги Защиты Религии, в котором принимали участие представители всех епархий. Было решено не уступать Каллесу ни в чем существенном. Всем членам Лиги были даны тождественные инструкции: не посылать детей в казенные школы; бойкотировать антирелигиозные газеты, торговые и общественные предприятия; жить очень бедно и не тратить денег на малополезные расходы, так чтобы иметь средства на содержание тайных церковных учреждений.

Интересное совпадение: в то время как президент Каллес, во имя трудящихся масс, обнародовал свой пресловутый декрет-закон, представители рабочего класса на международном Евхаристическом конгрессе в Чикаго громко провозглашали заслуги Церкви перед трудящимся человечеством и благодарили ее за противодействие все разрушающим революционерам и "тем гнусным людям, которые погрязли в материализме и не умеют подняться до Бога и жизни вечной".

Каллес не стесняется в средствах. В августе мексиканское правительство распространило за границей клеветнический слух, будто епископы сдались и склонны ослабить узы, связывающие мексиканскую Церковь с Св. Престолом. От имени всего епископата архиепископ г. Мексико отправил в Европу открытое заявление с выражением негодование по поводу этой гнусной клеветы. "Сообщение мексиканских газет - писал архипастырь - содержит сплошную ложь. С Божией помощью мы ни в чем не уклонимся от указаний, данных Св. Престолом. Мексиканские епископы непоколебимы в мужественном послушании и сыновней любви к Св. Отцу". Между тем Каллес велел передать епископам, что он не может отказаться от своих "философских убеждений"; епископы ответили лаконическим - "мы тоже".

Мексиканское правительство все время ссылается на "волю нации", будто бы одобрившей конституцию 1917 г.; но когда летом 1926 г. вожди католических организаций предложили Каллесу прибегнуть к плебисциту для выяснения отношения народа к Церкви, Каллес отказался наотрез и даже запретил писать в газетах на эту тему. Тогда католики принялись собирать подписи под петицией об изменении конституции; несмотря на всевозможные препятствия, давление и террор со стороны правительства, несколько миллионов человек подписались под этой петицией; листы с подписями были посланы в больших деревянных ящиках в парламент. Как и следовало ожидать, правительство и покорная ему палата даже не сочли нужным ответить на это неприятное для них изъявление "воли нации".

Мексиканские событие отразились на отношениях между католиками и правительством в Соед. Штатах. Североамериканские католики сочли своим долгом оказать моральную поддержку гонимым мексиканским братьям, правительство же, в угоду американским миллиардерам, с осени 1926 г. стало поддерживать Каллеса. Между правительствами обоих государств состоялось соглашение: Каллес обещал предоставлять крупные льготы "королям нефти" и другим американским капиталистам под условием, что эти последние - протестанты и евреи - станут на его стороне в конфликте с католиками. Эта торговля совестью и свободою возмутила американских католиков. Североамериканский епископат обратился к президенту Кулиджу с требованием положить конец этому бесчинству. Видный американский деятель Скотт в публичной лекции перед огромной аудиторией напомнил американским богачам, что без их содействия мексиканские гонители недолго бы удержались у власти; он намекнул на близорукость тех, кто, поддерживая большевиков, готовя этим гибель самим себе. В записке, поданной Кулиджу, "Рыцари Колумба" писали: "Мы предупреждаем наших сограждан. Большевизация Мексики недопустима... Советское мудрствование господствует в умах мексиканских властелинов. В Мексике государственность и семья - миф; религия презирается, служители Церкви не могут исполнять своих обязанностей... Попрана свобода печати, петиций, собраний, науки. Властвует нетерпимость; воровство оправдывается... Одним словом, мексиканская красная диктатура убила свободу и право быть честным человеком. Принципы и практика большевизма - в полном расцвете... Наше правительство отказалось признать СССР - это правда; но зачем же оно поддерживает радикализм Карранды, Обрегона и Каллеса?... Мы призываем Американскую Конфедерацию Труда присоединиться к нам для того, чтобы бороться за освобождение трудящихся масс от рабства деспотической власти, чтобы вырвать их из атмосферы лжи и обмана, созданной коммунистическим правительством... Мексиканских Рыцарей Колумба мы братски увещеваем не падать духом и не уступать... В знак нашей солидарности мы постановили собрать среди членов нашего братства один миллион долларов для поддержания антибольшевистской кампании, для искоренения из общеамериканской мысли и жизни советских начал и приемов… Нашим братьям мы обещаем поддержку и сотрудничество 800 000 членов нашего братства, любящих Бога, уважающих законную власть и в исполнении своего долга не боящихся никакой силы зла, как человеческой, так и сатанинской".

Колумбийцам не удалось убедить нефтепромышленников в необходимости быть разборчивыми в средствах накопления долларов. Великие протестантские секты, перед которыми так благоговеют наши эмигрантские "свободно мыслящие", продолжают черпать огромные суммы для своих "христианских" начинаний из этих нечистых источников. Впрочем, справедливость требует отметить, что многие бедные, верующие протестанты отозвались на послание Рыцарей Колумба и подчеркнули в печати свою солидарность с католиками в борьбе против материалистического мировоззрения коммунистов и большинства богачей.

Зато обращение Колумбийцев к Конфедерации Труда увенчалось значительным успехом. В Филадельфии на общем съезде представителей Конфедерации антиклерикальная политика Каллеса была строго осуждена и было решено воздействовать в этом смысле на мексиканскую трудовую партию, главную опору "мексиканского Нерона". В то же время Конфедерация, по настоянию католических кругов, вновь выступила против советской власти в России. Президент Конфедерации, Вилльям Грин, официально провозгласил, что невозможно разрешить социальный вопрос, не прибегая к началам Евангелия. Таким образом, получилось своеобразное положение: в то время как сильнейший в мире капитализм протянул руку для оказания заинтересованной помощи коммунизму, могущественная "рабоче-крестьянская" организация отвернулась от него.

Ежегодно североамериканские католические епископы съезжаются в Вашингтоне для соборного разрешения назревших в течение года вопросов церковной жизни. В 1926 году на вашингтонском поместном соборе участвовало 92 иерарха. Собор послал пастырям мексиканской Церкви братский привет. "В эту эпоху жестоких гонений - писали иерархи - собор епископов Соед. Штатов посылает вам и вашему геройскому народу выражение сердечного сочувствия. Мы следим с горячим участием за вашей подвижнической борьбой с тиранией. Мы всецело одобряем как вашу благоразумную сдержанность, так и вашу неуступчивость... Вы даете всему миру великий пример подлинного христианского мученичества; за веру во Христа вы готовы перенести все мучения. Вы - борцы за религиозную свободу в Мексике. Против грубой вооруженной силы вы защищаете права человеческой личности. Борьба может быть очень продолжительной..., но она несомненно окончится победой свободы и справедливости". Одновременно в соборном послании к своей пастве североамериканские епископы подробно описали гонение на Церковь в Мексике и призывали народ к соборному духовному единению с гонимыми братьями.

Наладив хорошие отношение с мощным протестантским капитализмом, Каллес продолжал "служить прогрессу" гонением на "клерикалов". Вошло в привычку наказывать тюрьмой и ссылкой всех "подозрительных", без суда, без определенного обвинения, просто из "превентивных соображений". Почтовые чиновники получили строгое приказание задерживать и уничтожать все письма и газеты, которые не восхваляют правительства.

28 сентября министры приказали закрыть "Союз Католических Женщин". Союз еще глубже скрылся "в катакомбах", но не прекратил своей деятельности.

Учительский персонал государственных школ получил приказание - исповедывать атеизм или любое сектантское учение. Но и здесь не обошлось без сопротивления. В штате Ялиско правительство лишило места 400 учительниц народных школ за принадлежность к католичеству. Учительницы ответили открытым письмом к министру народного просвещения. "Никогда, - писали они - мы не подчинимся инструкциям, умаляющим наше призвание в глазах народа и в наших собственных глазах... Теперь стало ясно, что свободные и добросовестные люди не могут служить в вашем ведомстве. Верные нашим принципам..., следуя голосу совести, мы пожертвовали нашим материальным благосостоянием. Общественное мнение осудит незаконность и произвол, с каким мы были выброшены на улицу". В других штатах значительная часть учителей и учительниц тоже предпочли остаться без куска хлеба, чем пойти на сделки с совестью. Архиепископ Гименец объявил отлученными от Церкви преподавателей и родителей, подчинившихся требованиям министерства. Католические родители стали устраивать повсюду "школьные забастовки" и отказались посылать детей в казенные школы.

19 сентября в г. Мексико было арестовано 200 членов Лиги Защиты Религии. Одновременно епископ Новаррете получил приказание ехать в ссылку; отважный пастырь не побоялся ответить министру, что он "добровольно не подчинится распоряжению предводителя бандитов". Два других видных иерарха и несколько сот священников были тоже арестованы и отправлены в "мексиканские Соловки".

Между тем епископ Зарате написал из темницы открытое письмо к уже известному нам министру Аарону Саэнцу в ответ на обвинение его в измене родине. "Господин министр - писал владыка - вы говорите неправду и заведомо клевещете... Вот уже прошло сто лет, как якобинство делает жестокие попытки искоренить религию из народной души. Но любовь к св. вере имеет столь глубокие корни в сердцах мексиканцев, что мы предпочитаем все потерять, чем согласиться на уничтожение нашей благодатной религии... Вы находите, г. министр, что я не проявляю достаточно евангельской любви и миролюбия. Но ведь любовь и мир между людьми предполагают и требуют энергию в борьбе с ложью и заблуждением. Самое трудное призвание пастыря и его первый долг - бороться против волков, которые расхищают стадо... Рано или поздно, все народы земли поймут наше истинное положение и скажут, на чьей стороне истина и справедливость". Само собой разумеется, это письмо появилось без разрешения цензуры; оно было напечатано в тайной типографии.

Вообще мексиканские католики, несмотря на обыски и аресты, ухищряются печатать большую подпольную религиозную литературу. Одна очень распространенная брошюра, составленная группой священников, точно указывает мексиканским католикам их обязанности; она заканчивается следующими словами: "Мы обязаны защищать вероучение, определенное учителями Церкви; мы не можем и не должны допускать в управлении Церковью другой авторитетной инстанции, кроме Римского первосвященника и епископов, находящихся в общении с Апостольским Престолом". Несмотря на исключительную бдительность Аарона, с особенным рвением преследующего все, что напоминает о папстве, эта брошюра широко разошлась по всей стране. Лига Защиты Религии выпускает один за другим "тракты", короткие брошюры, цель которых - противодействовать кампании клеветы, которая ведется официальными книгоиздательствами. Лозунг Лиги остается все тот же: соборное единение верующих через святое послушание иерархии. В сентябре мексиканские епископы новым соборным посланием, отпечатанным в тайной типографии, опять подчеркнули свою духовную связь с паствой и Св. Престолом.

С ростом всеобщего хаоса, созданного правлением Каллеса, возросло и неудовольствие всех партий. Осенью 1926 г. стали учащаться восстания в провинциях. Восстания эти часто порождались политическими соображениями или индивидуальными расчетами отдельных личностей; подчас они были делом людей того же морального уровня и того же социального мировоззрения, что и правители. Духовенство всегда увещевало верующих испробовать все легальные способы самозащиты, прежде чем прибегать к вооруженному восстанию; оно указывало на то, что христианство преодолело тиранию всемогущей языческой Римской империи не заговорами и не военными походами, а терпением, мученичеством, святостью. Но никто не станет удивляться тому, что, после стольких лет истязаний и издевательств над религией, католики иногда теряют терпение и вступают в открытые сражения с войсками Каллеса.

Это учащение народных волнений с конца 1926 г. можно считать новым поворотным пунктом в истории мексиканских гонений. Первыми восстали индейцы-католики, глубоко верующие люди, доведенные до крайнего раздражения постоянными оскорблениями Церкви. За ними последовали жители нескольких штатов. Восставшие, в большинстве случаев, не надеялись на непосредственный успех - свержение диктатора Каллеса. Силы были слишком неравные: Каллес, благодаря террору, держит в руках все материальные средства и военные силы страны; вдобавок он получает оружие и дипломатическую помощь от Соединенных Штатов, точнее - от крупных нефтепромышленников. Католики же не имеют возможности достать на родине необходимое оружие, а добывать таковое из соседних стран они считают несовместимым с своим патриотическим долгом; к тому же большинство католиков предпочитает опираться на духовную силу, на благодать и моральное превосходство, на соборную поддержку всего католического мира. Мексиканское правительство подавляет восстания со страшной жестокостью. Но они не проходят бесследно: косвенно они утверждают в широких массах убеждение, что правительство, при котором постоянные волнения и кровопролития неизбежны, не заслуживает доверия страны.

Среди восставших оказалось и несколько генералов регулярной армии. Воззвание к народу одного из них, Гонзалец де Артеага, верно рисует положение страны. "Вся нация глубоко ранена, - пишет генерал. - Одну за другой мы потеряли все наши свободы. Поругано достоинство человека. Нашим домашним очагам угрожает разрушение... Мы должны отдавать наших детей на отравление нравственной порчей... Мы опозорены рабством... Мы - жертвы экономической катастрофы, причиненной гнусным большевизмом... Мы порабощены бессмысленными законами и насилием.... Надо покончить с царствованием убийц и предателей. Надо поставить конец подлым гонениям на религию. Нельзя допустить, чтобы индейцы Яки были поголовно истреблены (Каллес, действительно, затевает полное уничтожение индейского католического племени Яки; С. Т.)... Во имя Господне мы будем сражаться за отечество и свободу".

Несмотря на то, что епископат и Лига Защиты Религии все время напоминают мексиканцам о превосходстве духовных средств борьбы над вооруженным восстанием, в заграничной печати правительство Каллеса неизменно представляет гонение на религию как необходимую защиту порядка от набегов "клерикализма", покушений на жизнь министров и "кровавых заговоров".

"Чтобы придать зверским репрессиям подобие легальности, Каллес издал 25 ноября новый антирелигиозный закон. Параграф 5 этого закона гласит, что существование "епископской иерархии с Папой во главе" несовместимо с прогрессом; в Мексике религии допустимы, как "чисто духовное верование, но не как "папская иерархия". Новый закон исключает допущение в Мексику какого бы то ни было представителя Папского Престола. Совсем как в СССР. Г-жа Коллонтай, советская "послица" в Мексике, не ошиблась, когда 9 декабря 1926 г. она поздравляла мексиканское правительство с "духовным родством с советской властью".

Другой параграф того же закона безусловно запрещает печатать "книги, периодические издание или листки" религиозного содержания. В настоящее время почти вся католическая мексиканская литература печатается вне пределов Мексики. Но Лига Защиты Религии умеет распространять свою литературу самыми неожиданными способами. Так, например, 5 декабря 1926 г. в два часа дня над столицей появилось 800 воздушных шаров диаметром в два или три метра, из которых сыпались разноцветные листики с краткими воззваниями к народу. "Церковь не уступит правительству" - таков главный тезис этих листовок. Члены правления Лиги были арестованы; другие отважные борцы за веру автоматически заняли их место, и Лига продолжала бойкотировать атеистические школы, учреждения, кооперативы.

Почти одновременно с обнародованием ноябрьского антирелигиозного закона, появилась энциклика Папы Пия XI. Обращаясь ко всем "досточтимым братиям, патриархам, примасам, архиепископам и другим иерархам, находящимся в мире и соборном единении с Апостольским Престолом", Св. Отец описывает ужасы мексиканских гонений, трогательно ободряет мучеников и призывает католических пастырей всего мира поддерживать соборное духовное единение всех католиков с гонимыми.

Ноябрьский закон не привел католиков в уныние, а сознание соборной поддержки всей Католической Церкви придало им еще больше бодрости в борьбе с тиранией. Главным оружием мексиканских католиков осталась по-прежнему усердная, жертвенная молитва. По приглашению епископата католики собрались 12 декабря у чудотворной иконы Гваделупской Богоматери, чтобы "посвятить себя служению Христу". Число паломников было так велико, что Каллес, чувствуя свое бессилие, не решился разогнать толпу. В тот же день произошел эпизод, в котором мексиканцы увидели знамение конечного исхода борьбы большевизма с Церковью: в Карденас, во время богослужения, полупьяный чиновник, друг Каллеса, въехал верхом в собор; он пытался заставить коня потоптать передними копытами святой алтарь; но несмотря на удары шпорами, конь не двинулся с места, а поднялся на дыбы, так что седок упал и больно расшибся о каменный пол.

В первоначальный план мексиканских тиранов входило постепенно и незаметно уничтожить католичество, так чтобы не дать возможности защитникам Церкви приобрести мученический венец и не вызывать подъема религиозных настроений в народных массах. Каллес и его сподвижники знали, что крутые антирелигиозные меры никогда не ведут к цели и что sanguis martyrum semen christianorum. Но с течением времени, до крайности раздраженные все растущим сопротивлением верующих, мексиканские большевики совсем озверели, забыли собственные стратегические расчеты и стали предаваться необузданной жестокости. С первых месяцев 1927 года зверские истязания и казни заменили тюрьму и конфискации; началась эпоха попыток истребить всех вождей мексиканского католического движения и всех видных членов Союза Католической Молодежи.

Я не стану приводить все "деяния мексиканских мучеников", напоминающие мученичество христиан в век Нерона и Диоклетиана или эпизоды наиболее интенсивного преследования христиан в СССР. Я упомяну только вкратце о нескольких характерных случаях.

Двенадцатилетнему мальчику солдаты предлагают "оставить католические басни", поступить "на государственную службу" и заниматься на очень выгодных условиях шпионажем среди католиков в пользу правительства. Ему угрожают расстрелом в случае, если он не согласится. Мальчик отказывается наотрез. "Вы сражаетесь за человека - отвечает он, - я же сражаюсь за правду Божию; да здравствует Христос-Царь". Ребенка расстреляли; до последней минуты он не переставал громко славить Христа-Царя.

В Гвадалаяра другой ребенок, 11 лет, с воодушевлением разносит "тракты" католической Лиги. Его арестуют и подвергают жестоким пыткам, чтобы заставить его выдать своих сообщников. Дитя медленно умирает, не сказав ни одного слова, могущего повредить его товарищам.

В г. Мексико на кладбище палачи собираются расстрелять несколько католических студентов. Одного из них командующий офицер хочет спасти и взять его после к себе на службу. С этой целью он посылает его с нарочно придуманным поручением в город. Но, исполнив поручение, юноша возвращается на кладбище. "Безумец! Неужели ты не понял", шепчет ему удивленный офицер. "Я все понял - отвечает мальчик; - но когда убивать моих товарищей за то, что они католики, я хочу быть с ними; я тоже католик и хочу иметь ту же участь, что и они".

15 апреля, как раз в Страстную Пятницу, в Салязар был замучен член Союза Мексиканской Католической Молодежи, 23-летний Жуан Бонилла. Его сначала распяли на кресте, затем расстреляли. Перед казнью он успел написать четыре письма к родным, в которых он их увещевал мужественно страдать за веру. Сестре своей он писал: "Господь соблаговолит принять мою кровь и жизнь. Я спокоен перед смертью, но мне больно за вас. Что будет с нашей матерью? Быть может, она умрет от боли, узнав о моей смерти; во всяком случае она будет много страдать, но именно этим страданием она вымолит у Бога обращение стольких несчастных слепых, которые не хотят видеть..."

Еще осенью 1926 г. в Замора были замучены за веру Иоаким Сильва, 25 лет, сын мученика, и Мануил Мельгарео, 17 лет. Мельгарео мог спасти свою жизнь бегством, но он предпочел мученичество. Перед самым расстрелом молодые люди крикнули во всеуслышание: "Слава Христу-Царю! Да здравствует Пресвятая Дева!" Пораженный ликующим выражением лица юных мучеников, один из палачей тут же бросил оружие на землю и заявил командиру отряда: "Я хочу тоже быть католиком; стрелять не буду". Он был, конечно, приговорен за это к смертной казни. Узнав о смерти Иоакима, его старший брат писал своим родителям: "Он был достоин такой смерти. Господь удостоил его этого счастья за его великое целомудрие... Да простит Бог его палачам. Чистая кровь этого подвижника да послужит Богу угодной жертвой за спасение мексиканцев..."

3 января в г. Леон несколько студентов и трое мальчиков проявили ту же стойкость в вере и прияли мученический венец.

1 апреля был казнен в Гвадалаяра один из главных деятелей мексиканской католической молодежи, Анаклит Гонзалец, отдававший все свои силы и весь свой скромный заработок на это святое дело. В то время как его товарищи были просто расстреляны или повешены, для него были уготованы утонченные пытки. Его повесили за пальцы головою вниз, били палками и медленно сдирали с него кожу; целью этих мучений было узнать от него местопребывание Гвадалаярского епископа. Мученик умер, не выдав своего архипастыря. Во время своей страшной агонии он не переставал увещевать присутствовавших оставаться верными Христу до конца. Чувствуя приближение смерти, он обратился к начальнику палачей со следующими словами: "Генерал, я вам прощаю от всего сердца. Когда вам будет тяжело на душе, буду молится за вас. В день Страшного Суда, буду ходатайствовать за вас перед Господом". Малолетнему мученику Падилла, пытаемому вместе с ним, он сказал: "Не бойся, дитя; проси прощения и прощай палачам". Он знал, что без всепрощающей любви нет подлинного христианского мученичества. После нескольких часов пыток мученик был добить кинжалом на глазах своей молодой жены.

Сколько простоты, спокойствия и веры в последних словах и поступках мексиканских мучеников! Идя на казнь Николай Наварро просит у своей матери благословения; и старушка-христианка мужественно благословляет сына на смерть Христа ради. "Я прежде всего должен защищать правду Божию - говорит Наварро своей жене: - если бы у меня было десять детей, я все равно оставил бы их, когда святое дело религии потребовало бы этого. Когда наш сын подрастет, ты ему скажешь, что его отец умер за веру". Вместе со своими юными друзьями Наварро был подвергнут пыткам и медленно умерщвлен ударами сабель; среди издевательств и криков, которыми изуверы Каллеса хотели запугать борцов за веру, был слышен мощный голос мученика: "Смело, друзья! помните, за Кого вы сражаетесь".

Иосиф Фарфан был арестован в Пуэбло за то, что он посмел громко крикнуть на улице: "Слава Иисусу Христу". Какой-то офицер приговаривает его к смертной казни. "Ну, покажи нам, как умирают католики", говорить он в насмешку осужденному. "Это очень просто, - отвечает Фарфан: - мы прощаем нашим гонителям. Я прощаю тебе". Это были его последние слова.

Один гимназист умоляет свою мать позволить ему присоединиться к толпе осужденных на смерть: "Я хочу умереть вместе с другими, ибо знаю, что Господь хочет, чтобы я пролил кровь за спасение соотечественников". И его мать, подобно стольким мексиканским матерям, сверхчеловеческою верою преодолевает в себе естественное чувство материнской жалости и спокойно соглашается на величайшую для нее жертву.

Иозе Галлардо, тоже член Союза Католической Молодежи, проповедует своим мучителям учение Христово. Над ним издеваются, плюют ему в лицо, поднимают дикий визг, чтобы заглушить его слова. Галлардо громко повторяет лозунг мексиканских католиков: "Слава Христу-Царю! Да здравствует Пресвятая Дева!" Чекисты вырывают ему язык, приговаривая в насмешку: "Теперь прославляй твоего Христа!" Мученик, чудесным для умирающего усилием мускулов, разрывает толстые веревки, связывавшие его руки, и поднимает правую руку к небу в знак верности Христу-Царю. Это происходило в г. Леоне в январе прошлого года.

Как всегда во время гонений на Церковь, так и в Мексике, христианский благодатный героизм проявляется с особенной силой у тех, кто от природы слаб и немощен: среди бесчисленных католиков, замученных в Мексике за последние два года, дети и женщины занимают наиболее видное место.

4 февраля 1927 г. в Чиудад молодая девушка, Мария Хаирес, ведет группу женщин к городской тюрьме, чтобы освободить томящихся в ней католиков. Полиция стреляет сначала в воздух, чтобы внушить страх наступающим. Женщины идут смело дальше. Полиция стреляет в них. Несколько девушек и старух падает на землю, ранеными или убитыми. Остальные бесстрашно идут дальше и, преодолевая все препятствия, освобождают заключенных. Через несколько дней войска Каллеса приходят "усмирять" католических женщин. Мария Хаирес на допросе. Ее привязывают к деревянному столбу, бичуют, жгут, чтобы заставить ее выдать скрывающихся в городе священников. Мученица молчит. Тогда ей медленно вырывают пальцы один за другим. Девушка бледнеет от ужасной боли, но не сдается. Наконец, заставив всех присутствовавших молчать, ей велят кричать: "Да здравствует Каллес!" Мученица собирает последние силы и громко крикнув: "Слава Христу-Царю!", улыбаясь, испускает дух.

Вырывание пальцев и подвешивание за пальцы ног или рук - излюбленная пытка мексиканских большевиков. Она часто применяется к священникам. Настоятель церкви в Тотолан, о. Рейес, три дня висел "на пальцах" у входа в церковь. Удары саблями, уколы штыками, поджаривание ног горящим керосином и другие пытки были применены, чтобы узнать от мученика, где скрываются некоторые духовные лица. О. Рейес только молился и, конечно, никого не выдал. На четвертый день, ничего не добившись, его понесли на кладбище и там, на краю могилы, добили выстрелом из револьвера. Значительная часть мексиканского католического духовенства была "устранена из свободной республики" этим и подобными способами. Впрочем, сожжение медленным огнем не есть привилегия одних священников; мексиканские чекисты сожгли немало католиков-мирян. "Церковная политика" мексиканских большевиков становится все более безумной, хаотичной, зверской и диавольской; чувствуется отчаяние людей, не имеющих никакой моральной почвы под ногами.

Во время так называемой "Красной Недели" в г. Долорес 17 священников были приведены из темницы на кладбище. Их остановили у берега ямы, в которую должны были быть сброшены их тела. Началась стрельба по "этим собакам". Когда был дан последний залип, оказалось, что некоторые священники, по небрежности или по умыслу стрелявших, еще живы. "Закопать в землю всех попов", крикнул старший палач. Гробовщик исполнил приказание: столкнул ногою в яму живых и мертвых священнослужителей и засыпал "всех попов" землею и камнями; на следующий день несчастный сошел с ума от сознания совершенного им кошмарного поступка и угрызений совести.

О. Матфей Корреа был замучен (6 февраля) только за то, что не согласился нарушить тайну исповеди. Несколько духовных лиц были умерщвлены во время богослужения, у самого алтаря. Убиваются дети, тайно несущие Св. Дары больным и заключенным: ввиду того, что полиция запрещает священникам совершать духовные требы, Церковь, как в эпоху Нерона, доверяет Св. Дары чистым, достойным мальчикам, которые незаметно для гонителей несут Св. Причастие к умирающим. Истребляются дряхлые, ни для кого не опасные, старики и паралитики. Расстреливаются даже умалишенные. Пять дам из высшего столичного общества были повешены на деревьях городского парка в Колима. В Ялисквилло перед церковью на сучьях большого ясеня в течение нескольких недель висели тела семи казненных католиков. Около того же города на телеграфных столбах вдоль железной дороги висели трупы 38 исповедников, висели до тех пор, пока коршуны их не съели. В Тамазула старику священнику отрезывают руки, "чтобы он перестал совершать свои литургии"; через несколько дней иерей умирает от ран; то же самое проделывается с рядом других священнослужителей. Двоих молоденьких девушек, оставшихся сиротами после мученической смерти своих родителей, полиция отправляет в "особый дом для утешения", т. е. для изнасилования.

Теперь Мексиканская католическая Церковь живет "в катакомбах". Открытые богослужения в оставшихся не конфискованными церквах совершаются редко, вследствие постоянной опасности арестов и поругания над Св. Таинствами. С особого благословения Папы, обедня обыкновенно совершается в подвалах, пещерах или на чердаках, без облачений, без свеч, по сокращенному ритуалу. Большинство епископов и священников живут, почти не видя солнечного света; никто из них не ходит в рясе. Как в первые века христианства, мирянам разрешено после литургии брать к себе на дом и хранить у себя Св. Дары, чтобы самому приобщаться Св. Таин. Вообще в Мексике приходится тщательно скрывать и охранять Св. Дары, во избежание кощунственного издевательства над Евхаристией; в г. Нория один офицер красноармеец выхватил из руки священника дарохранильницу и затем на городской площади ел Св. Дары с сардинками, глупо приговаривая: "Так гораздо вкуснее". Мучеников обыкновенно хоронят ночью. Собрания католиков часто происходят в дремучем лесу или в развалинах какого-нибудь уединенного замка.

31 декабря 1927 г. появилось подписанное мексиканскими епископами "Заявление о положении Мексиканской Церкви". Приводим кое-какие выдержки из этого вполне достоверного документа (La Croix, 9 - II 1928).

"Гонение и насилия продолжаются. В г. Мексико священников отправляют в тюрьму за одно только совершение духовных треб в частном доме... Видных католиков держат в заключении без другого основания, как только то, что они - католики. Для них нет ни законов, ни суда, ни человечности... Полиция делает с заключенными все, что ей угодно, до расстрела без суда включительно.

"Вне столицы положение еще хуже. Католиков грабят, убивают или подвергают пыткам. Для священников нет пощады. Часто их убивают только после неслыханных пыток... Духовные лица должны скрываться в горах или в подземельях и переносить невероятные лишения... Солдаты грабят и сжигают целые деревни, жителей которых они перебивают сотнями, не щадя ни женщин, ни детей... Ежедневно около 5 000 мексиканцев бегут за пределы республики. В больших городах правительственные войска систематически задерживают на улице прохожих и отнимают у них деньги.

"Мексиканские католики, духовенство и миряне, тверды в вере и скорее готовы перенести все мучения, чем согласиться на порабощение Церкви... Всякий раз, когда собор епископов призывает верующих к молитве и покаянию, он находит глубокий отклик в народе; тогда происходят великие, искренние и трогательные, публичные проявления пламенного благочестия. Вера и набожность не мертвы. В этом году наплыв верующих в собор Гваделупской Богоматери был огромный: паломники в храмовой праздник и в праздник Христа-Царя исчисляются сотнями тысяч. Подобные благочестивые манифестации происходят в разных местностях.

"С точки зрения духовной помощи верующие переносят огромные лишения. Есть области, где все духовенство поголовно уничтожено, так что верующие живут без таинств и без проповеди. Часто миряне сами издалека привозят Св. Дары для своих братьев. Вся страна - сплошная катакомба...

"Между тем представители иностранных государств продолжают воздавать почести убийцам целого народа и притом как раз в то время, когда совершаются самые ужасные преступления... Посол Соединенных Штатов подчеркивает свою дружбу с Каллесом. Весь мексиканский народ считает правительство Соед. Штатов ответственным за наше положение и не скрывает своего негодование по поводу такого отсутствия чувства человечности..."

Заявление епископов кончается новым и торжественным обещанием никогда не идти "на какие бы то ни было компромиссы" с правительством, пока Церкви не будет обеспечена подлинная свобода. Несмотря на бдительность правительства, заявление стало известным не только по всей стране, но даже заграницей.

Епископы имели достаточно оснований для того, чтобы опубликовать свое послание. Действительно, в продолжение всего 1927 года гонение не прекращалось.

Утром 23 ноября были расстреляны в г. Мексико четыре молодых подвижника - о. Михаил Про-Жуарец [блаженный о. Мигель Августин Про Хуарес. - прим. ред.], иезуит, его брат Гумберт, инженер Сегура и юноша-чернорабочий Иоанн Тирадо. Дикая расправа была совершена под нелепым предлогом, будто эти жертвы Каллеса - заговорщики, покушавшиеся на жизнь генерала Обрегона. Правительство поспешило казнить их без суда, так как для судебных властей было вполне очевидно, что арестованные никогда и не помышляли об Обрегоне и занимались исключительно религиозной деятельностью; вся их вина состояла в том, что они днем и ночью несли духовное утешение гонимым. Смерть этих четырех мучеников была прекрасной и произвела глубокое впечатление на всех. Перед самым расстрелом о. Жуарец распростер крестообразно руки, в знак любви к Распятому, и громким голосом благодарил Господа за постигшее счастие - умереть подлинным мучеником, не за политические убеждения, а единственно за веру и привязанность к истинной Церкви. Молодого Тирадо перед расстрелом подвесили за пальцы; затем переломали ему руки и погрузили в холодную воду. Последние слова расстрелянных были "Слава Христу-Царю", обычный возглас мексиканских мучеников. Старик Жуарец, отец обоих братьев-мучеников, оказался достойным таких сыновей. Узнав о казни, он пошел со своею дочерью в мертвецкую, спокойно поцеловал лоб и руки мучеников, собрал их кровь и сказал рыдающей дочери: "О мучениках, дорогая, нет основания плакать". В течение двух дней толпа непрерывно приходила молиться у тел расстрелянных. Одна женщина привела своего десятилетнего мальчика: "смотри на этих исповедников - сказала она сыну - запомни хорошенько все, что ты видел, чтобы, когда подрастешь, и ты умел жить, как святой, и бесстрашно отдать жизнь за веру". Другие матери приносили грудных детей, "чтобы святые мученики благословили их на верность Христу". В день похорон братьев Жуарец множество христиан причастилось "у гроба мучеников", совсем как в римских катакомбах во времена великих гонений; трогательно было видеть этих чернорабочих и простолюдинов молящихся у ног замученного священника, который их так любил. В три часа дня многотысячная толпа заполнила все прилегавшие улицы и площади; полиция не препятствовала, сознавая, что ей не справиться со стихийным религиозным порывом народных масс. Когда появились гробы мучеников, десятки тысяч людей, как один человек, крикнули "Слава Христу-Царю"; это слышно было по всему городу и во дворце диктатора. Процессия в 20 000 человек шла за гробами до самого кладбища, расположенного в пяти километрах от города. После отпевания на кладбище старик Жуарец громко произнес молитву: "Тебя Бога славим", подхваченную с воодушевлением огромной толпой… Погребение инженера Сегура состоялось с не меньшей торжественностью. Но трогательнее всего были похороны четвертого мученика, рабочего Иоанна Тирадо, верного сотрудника о. Жуареца; знать и чернь огромной волной следовала за великолепной позолоченной каретой, в которой везли останки расстрелянного юноши; впрочем, картина вскоре изменилась, так как в порыве религиозного восторга рабочие сами понесли за несколько километров гроб своего молодого товарища. Между тем, в городе на всех перекрестках гремели слова: "Да здравствует святой чернорабочий!" Паломничества к могилам исповедников не прекращаются; отмечено несколько чудес; неизлечимо больной раком получил исцеление у могилы о. Жуареца.

Обозленный своим моральным бессилием, Каллес по-своему отомстил за торжественные похороны четырех мучеников: услужливым агентам международных бюро печати он сообщил, что "в столице подавлена крамола клерикалов". Он устроил великолепный банкет в честь своих американских и европейских друзей, на котором пресловутый Обрегон поднял бокал "за борьбу с клерикальной реакцией, за победу национальной совести над папским Римом и его поползновениями".

Поддерживаемый североамериканскими капиталистами и некоторыми "христианскими" учреждениями, Каллес продолжает "служить прогрессу". Участь о. Жуареца постигла многих священников. За последнее время церковная политика мексиканской чеки не изменилась; введены лишь кое-какие усовершенствования в зверских приемах борьбы с "клерикализмом"; в этом отношении "прогресс", действительно, удивителен. Совсем недавно большевики изобрели новую пытку: сдирание кожи под ногами. Так, одному священнику, о. Седано (выданному полиции одной коммунисткой, узнавшей в нем священника по милостыне, которую он ей дал), была сделана эта операция, после чего заставили его ходить босиком по песку; наконец, его подвесили и стреляли в него "для упражнения".

В одном частном письме из Гидальго от 27 декабря 1927 г. мы находим много жутких подробностей "прогрессивной деятельности" мексиканского правительства. "В воскресенье 11 декабря - пишет этот очевидец, имя которого по понятным причинам приходится умолчать, - в Гидальго пришли правительственные войска, отряд в 600 человек… Командовавший генерал дал приказание грабить все дома без исключения, чтобы навести на жителей ужас и заставить их не впускать к себе "христолюбцев", как теперь называют в насмешку католиков, борющихся за свободу Церкви. Приказано было взламывать все закрытые двери и поголовно убивать всех мужчин. Впрочем, это последнее приказание не было исполнено: сами солдаты нашли противным это распоряжение властей и отказались стрелять. Зато приказ расхищать был осуществлен с неистовым рвением: лавки опустошены; то, чего нельзя было увезти, уничтожено; мебель, белье, все отобрано; даже не всем оставили имевшуюся на них одежду, женщины остались полураздетыми… Чтобы сильнее напугать женщин и детей, был сооружен огромный костер из сухого хвороста, и им было явлено, что они будут сожжены живыми; плач детей приводил в восторг этих гнусных людей; насмешкам не было конца… Забава эта была оставлена по недостатку времени, изуверы нашли более занимательными другие развлечения… Один христолюбец лежал больной в госпитале; узнав об этом, солдаты побежали в больницу, сняли с больного рубашку, схватили его за волосы и повлекли по улицам до городской площади; там они долго таскали его тем же способом вокруг площади; этой и подобными пытками хотели заставить его промолвить: "Да здравствует Каллес"; но на все требование христолюбец отвечал только: "Слава Христу-Царю! Да здравствует Пресвятая Дева!" Эти слова, столь ненавистные федеральным солдатам (красноармейцам; С. Т.) он повторил еще, испуская дух. Умирая, он держал одну руку на сердце, а другою указывал на небо. Настоящий мученик... Другой христолюбец, Фома Серна, шел по большой дороге; встречные солдаты хотели принудить его кричать: "Да здравствует Каллес!"; он же спокойно произнес: "Нет, господа, этого я не могу делать; могу только сказать - Слава Христу-Царю!" За это ему отрубили голову... То же самое повторилось с двумя другими... Мы похоронили их всех вместе. Какое счастие иметь тела мучеников и на нашем клочке земли!.. Почти все семьи оставили эту местность; невозможно жить под постоянными угрозами. Солдаты обратили церковь в казарму; из священной утвари, употребляемой при Причастии, они сделали конские подковы; все ценное в церкви - украдено... Когда я написал эти строки, я получил известие, что на вокзале в Кастро федералы только что замучили о. Леандра Гарсия: содрали кожу с ног, отрезали пальцы и бичевали, пока он не скончался. Семья, в квартире которой этот священник совершал богослужения, арестована и уведена куда-то. Похороны мученика были весьма трогательны (La Croix, 17 - II, 1928).

Передо мною лежит письмо одного видного мексиканского монаха к директору "Апостольской Школы" в Тонон (в Савойе) от 7 января текущего года. Из этого письма явствует, что в Мексике церковная жизнь процветает, несмотря на гонения. "В Мексике - пишет монах - пока что католиков только убивают; вскоре, быть может, их будут съедать живыми... Возможно, что вы не знаете, что здесь, несмотря на преследование и связанные с ним опасности, духовенство теперь работает очень успешно. Ад бесится, но не может остановить действие благодати в сердцах людей... Наши отцы постоянно собирают представителей разных классов общества на духовные упражнение св. Игнатия... Многие, раньше не верившие в ад или бессмертие души, теперь каются в своих грехах... Один иезуит посещает даже государственные больницы в столице; за три-четыре месяца привел к покаянию и соборовал около 1 500 умирающих. Каждое воскресенье в 40 помещениях, рассеянных по всему городу, преподается катихизис; эти уроки Закона посещаются 12 000 детей. Большую деятельность развивают также другие монашеские ордена и белое духовенство. Происходит огромный сдвиг в сторону религии. Как всегда, гонение вызвало повышение религиозного уровня в народе. Много потерь, но выигрыш еще больше... Св. Отец недавно сказал, что для него было бы большим счастием канонизировать первых мексиканских мучеников; чудеса, которые происходят на их могилах, дают основание надеяться, что это желание Папы исполнится".

За последние три месяца положение мало изменилось. Из "усовершенствований" в борьбе с религией следует отметить широкое применение динамита. В феврале текущего года большевики разрушили взрывчатыми веществами большую статую Христа-Царя, возвышавшуюся на вершине горы Кубилете, в центре страны. Так как местные жители продолжали приходить молиться у развалин святотатственно разрушенной статуи, правительство приказало взорвать динамитом и сравнять с землею все окружающие деревни.

Зверства в обращении с духовенством тоже продолжаются. Совсем недавно одному священнику большевики отрубили руки и приказали взбираться на дерево; он, естественно, не смог исполнить дикого приказания и за это "ослушание воле народа" был пронзен штыками.

В марте в одной деревенской церкви по близости С.-Франциско-дель-Ринкон 300 католиков собрались на общую молитву. Федеральные войска окружили церковь и в течение нескольких часов стреляли через окна и двери по безоружной толпе молящихся. 95 человек было убито, и в том числе два священника, и около 40 тяжело ранено.

Но 1928 год ознаменовался также усилением католической "реакции" и притом не только в Мексике, но и по всему миру. Мощным духом соборности веет от целого ряда католических манифестаций в пользу угнетенных мексиканцев.

Выше я упоминал уже о солидарности североамериканских католиков с мексиканскими. В нынешнем году эта солидарность нашла сильный отклик в южноамериканских республиках.

28 марта 1928 г. появилось соборное послание французского духовенства к мексиканским епископам, подписанное всеми архипастырями Франции. Вот начало и некоторые выдержки из этого послания: "Досточтимые и глубоко любимые братья во священстве Господа нашего Иисуса Христа! Кардиналы, архиепископы, епископы и священники Франции посылают вам из глубины сердца выражение братского сочувствия в Господе. Кровавые испытания, которые вы теперь переживаете, Франция пережила в конце XVIII века. Мученики Кармеля *), недавно причисленные Церковью к лику святых, были умерщвлены за то, что они отвергли раскольничью "конституцию духовенства". Они предпочли умереть, чем отколоться от Престола Петра, средоточие вселенской истины и единства. Сегодня гонение свирепствует у вас. Каждый день доходят до нас, прорвавшиеся через мексиканскую границу, сведения о новых истязаниях, жестокостях и убийствах. Бесчисленны жертвы, павшие от пуль врагов религии или замученные самым ужасным образом. Значительная часть населения, во избежание религиозных гонений, покинула родину. Мы болеем вместе с вами. Мы молимся вместе с вами. Мы вместе с вами любим Господа. Еще в начале преследования мы с радостью приветствовали твердое и благородное заявление верности Апостольскому Престолу, посланное от имени всего епископата главе правительства досточтимейшим архиепископом г. Мексико… Святое дело, которое вы защищаете, есть наше общее дело, дело всех католических наций; ибо католические нации - сестры по вере, и когда одна из них угнетена в своей религиозной свободе, все другие страждут вместе с нею. Вы страдаете в защиту нашей веры, наших прав и наших свобод… Все сторонники религии, свободы, справедливости и мира - всею душой стоят на вашей стороне и поддерживают вас своим одобрением, сочувствием и молитвами… С вами Господь, Который никогда не умрет и Которому принадлежит конечная победа. Мы сами - нищие, так как мы живем исключительно на добровольные подаяния верующих; тем не менее, желая оказать вам братскую помощь в вашей нищете, мы просим вас принять нашу посильную братскую лепту…"

*) Во время французской революции во дворе парижского монастыря Кармеля (теперь - Institut Catholique) революционеры убили несколько сот видных представителей духовенства за отказ образовать "национальную церковь".

В Бельгии протестовали против мексиканского и московского большевизма католическая фракция в сенате и ряд католических общественных организаций.

Б конце февраля с той же целью состоялось в Будапеште многолюдное собрание католиков. Кардинал Шереди выразил восторг венгерцев перед стойкостью мексиканцев. Известный проповедник, о. Банга, в своей речи показал на примере "легиона мексиканских мучеников", что "Католическая Церковь не делает компромиссов с врагами Бога и в XX веке она так же духовно сильна, как и в эпоху Нерона, ибо христианская братская любовь не ограничивается пределами родины". "Все католики мира - говорит граф Аппоньи, видный венгерский церковный деятель - должны поднять голос в защиту томящихся братьев во Христе; всех католиков связывает закон соборности; страдание наших братьев - наши страдания; одно и то же чувство воодушевляет сотни миллионов чад Церкви..."

Швейцарские епископы еще в 1926 году послали братское приветствие гонимым. В 1927 г. они протестовали перед Лигою Наций. Только что появилось новое соборное послание швейцарского епископата о положении мексиканских католиков: "Наш долг - писали иерархи - обратить внимание верующих наших епархий на угнетение, которому подвергаются их мексиканские братья. Как долго будет продолжаться гонение, неизвестно; но мы знаем с уверенностью, что Церковь бессмертна, что Иисус Христос не допустит ее гибели. Все враги Церкви, которые в течение веков осаждали скалу Петрову, были рассеяны и побеждены; Церковь выходит более сильной из всех потрясений и гонений… Молитесь за страждущих братьев: их вера - наша вера; их мужество да будет нашим мужеством".

Объединение немецких католических рабочих организаций отправило протест в мексиканское посольство в Берлине: "Тысячи католиков-рабочих выражают перед вами свое негодование по поводу преследования мексиканским правительством стольких католиков, их братьев во Христе..."

Шотландский католический союз студентов устроил большое открытое собрание в Эдинбурге "по случаю войны против Спасителя в Мексике". Местный католический епископ строго осудил молчание мировой печати об ужасах творимых партией Каллеса. На собрании присутствовал один протестант, очевидец, только что приехавший из Мексики; он подтвердил подлинность перечисленных ораторами зверских злодеяний Каллеса.

Вообще, против этих злодеяний протестуют католики всех стран, не исключая Индии и Австралии. Протесты исходят иногда и из не католических организаций. Однако, пресловутая парижская Лига Прав Человека и Гражданина отказалась вынести порицание Каллесу; да и как же она могла бы выступать в защиту сжигаемых и расстреливаемых католиков, когда борьба с Церковью составляет ее главную или даже единственную задачу?

Мексиканская трагедия еще не кончена.

Но уже теперь, после всего происшедшего, мы вправе поставить ребром существенные в деле "соединение Церквей" вопросы: может ли это соединение произойти на основании осуществления вековой и мировой заветной мечты всех злейших врагов христианства - догматического отторжения от Рима поместных католических церквей? Христианская совесть может ответить только: нет. Ибо пути Царства Божия на земле не могут совпадать с путями ада.

Париж, апрель 1928 г.

* Более подробные описание фактов, упоминаемых в настоящей статье читатель найдет в следующих газетах и журналах: La Croix, El Pais, El Universal, Omega, El Faro, Osservatore Romano, America, The Catholic Standard, La Restauracion, и других за 1924 - 1928 гг. В особенности полезно прочесть ряд статей крупного парижского журнала Etudes (20 mars 1925; 5 mai, 20 juillet, 20 aout, 5 novembre 1926; 5 fevrier 1927; 5 janvier 1928).

** "Известия", привед. в "Воспоминаниях" кн. Н. Д. Жевахова, 11, стр. 323 - "Безбожник" (апрель, 1923) писал: "Против католического клерикализма ведется (большевиками) более жестокая борьба, нежели против русской церкви, потому что католическая организация более мощна, чем православная... Неудивительно, что Пий XI так твердо вступается за Тихона..."

*** "Подальше от Рима и поближе к протестантскому пренебрежению догматами" - такова "церковная политика" не одних только большевиков, но и всех вообще противников христианства. 1 апреля 1928 г. в Париже состоялся публичный диспут о свободомыслии. Лидер русско-еврейского свободомыслия, атеист Милюков нападал почти исключительно на Ватиканский собор и восхвалял торжество безверия в левых течениях протестантизма. Заявив, что "старые догматы личного Бога... и личного бессмертия становятся незащитимы", Милюков подхватил неосторожную фразу митр. Евлогия, направленную против католичества. "В словах митр. Евлогия, П. Н. Милюков с удовлетворением увидел признание, что христианство есть не только догма, но прежде всего правило жизни, религия морали. Если христианство будет идти дальше этим путем, выдвигая вперед моральные проблемы и отодвигая устаревшие догматы - как оно, например, и делает в Америке - то оно вновь может стать крупной социальной силой…" ("Последние Новости", 4 апреля, 1928). Неумные атеистические "Научные Заметки" "Последних Новостей" нападают почти исключительно на католичество.